Старинную русскую свадьбу исследователи по всей справедливости называют очень сложным и очень красивым спектаклем, длившимся несколько дней. Причем в этом спектакле ничего не делалось «просто так»: любое движение или слово, любая деталь одея­ний была исполнена глубокого смысла, и смысла зачастую очень древнего, уходящего корнями опять-таки в язычество. И вот что интересно. Еще в про­шлом веке в крестьянской среде бытовало такое воз­зрение: если был соблюден христианский, церковный обряд, но не было сватовства, «закрывания» невесты и обязательного «пира на весь мир» — на всю деревню (то есть типично языческих элементов) — обществен­ное мнение упорно отказывалось принимать этот брак, считать свадьбу действительной. И наоборот: если «языческие» элементы были исполнены честь честью — с церковным венчанием, считалось, можно и повременить, приурочить его, например, к крести­нам ребенка.
Наверняка вам приходилось видеть свадьбу, но вот знаете ли вы, почему на свадьбе главное действующее лицо, центр общего внимания — невеста, а не жених? И почему на ней белое платье? А зачем фата?

Если вам случится раскрыть испанский эпос «Песнь о Сиде», пожалуй, первое, что бросится в глаза,— это похвала знаменитому воину: «Мой Сид, бородою славный...» В других местах говорится, что Сид «не побоялся» отрастить длинную пышную бороду.
Чего было бояться?
А у нас, на Руси, о жестоко осрамившемся человеке говорили: «собственную бороду оплевал...» Почему?
Дело в том, что борода (которая, как известно, не растет у детей) считалась у взрослых мужчин важ­нейшим символом чести. Дернуть за бороду и тем более плюнуть в нее было ужасное оскорбление, за которое могли вызвать на поединок, если не убить на месте. Из средневековой истории известны случаи, когда сражение между армиями откладывалось до тех пор, пока воины с обеих сторон не подвяжут особым образом свои бороды, уберегая их от возмож­ного бесчестья. Посол, которому при исполнении его миссии подпалили бороду, мог не докладывать своему государю об объявлении войны — тот видел это и так. А ученые-историки пишут, что древние римляне заве­ли обычай наголо сбривать бороды именно ради того, чтобы устранить возможный источник конфликтов: нет бороды — и дернуть не за что!

Топор — всему делу голова, с топором весь свет пройдешь — испокон века почтительно, точно о хлебе-кормильце, говаривали у нас в народе о незаменимом плотничьем инструменте. Да и слова «топорная работа», равно как и «кустарщина», «кустарь», не всегда имели негативный смысл.Глядя на изделия деревянных дел мастера, понимаешь, какое это тонкое, почти ювелирное искусство. А ведь сделаны все они одним лишь топором! И подумать только: всего за 15 минут на глазах изумленной публики готовы мельница или машина, пароход, самолетик, лошадка с повозкой, а то и целая тройка с упряжью. Мастеров таких нынче много ль сыскать по России? Уходят они, последние, чаще не оставляя учеников. А ведь было талантов не счесть, самородков-художников уйма!.. Люд крестьянский — почти все умельцы: кто ладью расписную, кто ложку резную, туесок берестяной сладит, да так, что посмотришь — глаза заглядятся и сердце зайдется. Что тут скажешь — искусство!

Фокусы любят и взрослые, и дети.

Особенно интересно, если какой-либо фокус удается сделать самому:
угадать, например, задуманное партнером число.

Решать хитроумные математические задачи, которые выглядят как «чтение чужих мыслей», может научиться каждый.

Нужно только быть максимально внимательным, уметь в нужную минуту сосредоточиться.

В один из классов Петербургской консер­ватории, где проходил приемный экзамен для композиторов, вошел тринадцатилет­ний мальчик. Сгибаясь под тяжестью двух огромных папок, в которых лежали его сочинения — четыре оперы, симфония, две сонаты и множество различных мелких пьес, он предстал перед экзаменационной комиссией, которую возглавляли прослав­ленные музыканты Глазунов и Римский-Корсаков. Двенадцать профессоров, мно­гое видавших в своей жизни, сперва были поражены количеством музыки, написан­ной маленьким композитором, потом вос­хищены талантливостью этой музыки, тем, как легко сыграл он на рояле предложен­ную для прочтения с листа сонату Мо­царта, необыкновенным уровнем его му­зыкальных способностей и знаний.
Так на­чались студенческие годы Сергея Про­кофьева.
Первый и особенно Второй концерт для фортепьяно с оркестром, которые сейчас постоянно играются крупнейшими пиани­стами мира, вызвали при первом своем исполнении такую бурю в музыкальных кругах, какой, пожалуй, никогда и не знала история нашей отечественной музы­ки.

Колокольный звон продолжался в течение всего дня 8 мая 1429 года. Этому воскрес­ному дню предстояло стать днем великого праздника.
Рано утром дозорные с городских башен отметили небывалое событие. Англичане вышли из своих крепостей и начали стро­иться в полки. Над каждым полком раз­вевалось знамя. Все это имело весьма тор­жественный и зловещий вид. Горожане всполошились. По улицам вновь побежали вооруженные люди. Уж не соби­раются ли годоны штурмовать город? Кое-кто, ожидая сражения, потирал руки. Эта схватка обещала быть легкой, не то что борьба за Турель! Здесь, в чистом поле, обладая численным превосходством, капитаны рассчитывали нанести англичанам урон и захватить богатых пленников. Маршал Буссак первым вывел свои отря­ды из города. Вслед за ним вышли и дру­гие капитаны. Наконец появилась Жанна.
Девушка была бледна, но держалась уве­ренно. Вместо лат на ней была легкая кольчуга.
Солдаты тотчас же бросились к своему обожаемому полководцу. На нее смотрели как на оракула.
Один из рыцарей спросил, можно ли им сражаться в воскресенье.

Кто не слышал о миражах в пустыне? О том, что томимые жаждой путники видят вдали оазисы, города, сады, озера и реки, ускоряют шаг, чтобы быстрей прийти и напиться, но чудное видение отдаляется все больше и больше, пока не исчезнет совсем.
Во время экспедиции в Африку в середине XIX века французы наблюдали, как стая птиц фламинго вдруг превратилась в отряд скачущих всадников. Мираж был настолько реален, что командир отправил солдат в разведку. Достигнув полосы миража, разведчики и их лошади сами увеличились до таких громадных размеров, что стали казаться фантастическими фигурами, шествующими по морю. Когда еще не было пароходов и моря бороздили только парусные суда, довольно часто над водой появлялся корабль-призрак.