Художник Владимир Егорович Маков­ский (1846-1920), знаменитый мастер рус­ского жанра, родился в Москве, в просве­щенной и постаринному хлебосольной се­мье, в которой любили искусство и почи­тали художников. Отец, Егор Иванович, сам художник - любитель, был страстным собирателем картин. В доме висели рабо­ты Тропинина, Кипренского, Брюллова. Мать, Любовь Корнилиевна, была певицей. Похоже, для детей этой семьи искусство было единственным вариантом жизненно­го выбора. Художниками стали все они - три брата и сестра. В 1861 году, когда Владимир Маковский поступал учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, его старший брат Константин уже прославился своей примечательной исторической картиной на сюжет о Дмит­рии Самозванце. Однако театрально - приподнятая, эффектно - красноречивая жи­вописная манера Константина не увлекла Владимира, возможно, - оттолкнула его. Видимо, он хотел обособиться от брата, стать поскорее самим собой. Как бы то ни было, все внимание молодой Владимир Маковский обратил на скромные сюжеты, на простых людей ...

Это была первая картина, в которой Вик­тор Михайлович Васнецов (1848—1926) предстал перед публикой и собратьями-ху­дожниками в новом свете. Все, что он раньше делал в живописи, носило отпеча­ток несамостоятельности, даровитой вторичности, скорее метаний, нежели обре­тений, и в общем совсем не удовлетворяло его. Человек по натуре упорный, знающий себе цену, но слишком погруженный в се­бя, а поэтому довольно робкий и неуве­ренный в делах и общении, Васнецов, вероятно, не столько искал себя в первый период своего творчества, сколько не ре­шался раскрыть свою настоящую сущ­ность — сущность художника-мечтате­ля, пламенного ревнителя русской стари­ны.

Александр Александрович Дейнека (1899-1969) - один из замечательных советских художников, создавших в своем творчестве образы рождаемого в борьбе и напряженном труде нового мира, нового человека. И хотя с каждым годом его по­лотна все больше приобретают значение историческое, они не теряют и своей акту­альности, не стареют. В этом один из секретов искусства Дейнеки. Родился Александр Александрович в Курске, в семье железнодорожного рабо­чего. С детства отличался неуемной жад­ностью к новому, умением в любое дело вкладывать азарт, любил мастерить, при­думывать различные приспособления (это когда учился в Курском железнодорож­ном училище). Совершенно забывался в рисовании. Начал он с расписывания ба­бушкиного и материнского сундуков. «Что это были за дни, какая кипучая деятельность! - вспоминал Дейнека, - Появи­лись фризы бесконечных охотничьих ка­валькад, бегущие борзые с высунутыми языками, дамы под зонтиком в колясках, бабы с ведрами воды на коромыслах, мар­ширующие солдаты, летящие на юг птицы и многое другое...

Михаил Ларионов

Кто-то из исследователей русского кубо-футуризма заметил, что почти все родо­начальники этого направления в поэзии и живописи авангарда были выходцами из низших, точнее — непривилегированных слоев общества. Крученых и Филонов — из крестьян, Маяковский — из мелкого чи­новного дворянства, братья Давид и Вла­димир Бурлюки, Каменский, Малевич из мещан. Только Хлебников и Наталья Гончарова принадлежали к родовитому дворянству. В мещанской семье в Тира­споле родился и муж Гончаровой — ху­дожник Михаил Федорович Ларионов (1881-1964).
В 1898—1910 годах Ларионов учился в Московском училище живописи, вая­ния и зодчества сначала у Левитана, затем у Серова и Коровина, которым, судя по всему, доставлял немало, хлопот, если не неприятностей. Как у Фило­нова и Малевича, в отличие, скажем, от Кандинского (называя крупнейших худож­ников авангарда), у Ларионова отсут­ствовал, так сказать, ген «ученичества». Это был настоящий выходец из низов, упрямый, недоверчивый, дерзкий и само­стоятельный, пуще всего, наверно, бояв­шийся быть обманутым и поэтому верив­ший только себе.
Правда, позднее, рецензируя выставку художников-футуристов «Ослиный хвост», лидером которых был Ларионов, поэт и критик Максимилиан Волошин подчеркнул, что какая-никакая, а школьная выучка у этих ниспровергателей все-таки была.

Доменико Гирландайо (1449—1494) — худож­ник Раннего Возрожде­ния, точнее — перехода от Раннего к Высокому, еще точнее — художник упадка кватро­ченто, как называется итальянский, осо­бенно флорентийский XV век.
«Флоренция была колыбелью кватро­ченто и его саркофагом»,— писал в «Об­разах Италии» историк искусства Павел Муратов (1911 год). И продолжал: «Кват­роченто выражает свое содержание в накопленных им вещественных образах.
У этой эпохи нет стремления к глубине, она может показаться бедной идея­ми и прозрениями. Данте (XIV век.— В. А.) увлекает наше воображение в подземные пропасти или уносит его к небесным сферам... его мысль всегда уходит от поверхности земли. Но кватро­ченто как раз больше всего любило землю... Содержание кватроченто исчер­пывается таким простым понятием, как жизнь в мире. Никогда человечество не было так беззаботно по отношению причины вещей и никогда оно не было так чутко к их явлениям. Мир дан человеку, и так как это — малый мир, то в нем драгоценно все, каждое движение нагого тела, каждый завиток виноград­ного листа, каждая жемчужина в уборе женщины. Для глаза флорентийского художника не было ничего малого и незна­чительного в зрелище жизни. Все состав­ляло для него предмет познания.