Имя Генри Форда сегодня стало нарицательным: он не только снискал славу основателя автомобильного бизнеса, но и стал первым предпринимателем, который поставил на широкую ногу серийное производство автомобилей.
Однажды Форд получил восторженное письмо от знаменитого Клайда Барроу, за которым - и его спутницей Бонни Паркер - уже несколько лет гонялась полиция Соединенных Штатов, Известный грабитель уверял Форда, что его модель как нельзя лучше подходит для пустынных гонок и перестрелок, а потому обещал сделать предпринимателю рекламу, угоняя только его автомобили. Честолюбивый Форд немедленно обнародовал письмо - такой выгоды он не мог упустить.
С детства Форд ненавидел сельское хозяйство. В дальнейшем он до самой смерти терпеть не мог молока, возможно потому что в юности каждое утро ни свет ни заря должен ...

У каждого времени свой спрос с человека, свои проблемы и требования, и потому жизнь никогда не дается легко, если к ней подходить всерьез, если дерзать, а не желать беспечного житья. Где обрел человек беспечное проживание, там он кончается как цельная натура, как личность.
Молодой человек жаждет быть самостоятельным, умелым, независимым. И это вполне естественно, это надо поддерживать, к этому его надо подводить, ибо это — не отрицание традиций и опыта старших. Романтика самостоятельности должна быть поддержана. Я помню, что когда в первый раз дали мне в руки вожжи и на пароконной телеге проехался я по улицам своего села, то чувствовал себя действительно героем, чувствовал себя полноценным человеком. Эти два рвущихся вперед коня, которыми я управлял, как бы обострили мое чувство собственного достоинства, гордости — это и есть романтика.
Но романтикой нельзя злоупотреблять. Всегда, когда теряется чувство меры, происходит девальвация любых увлечений, в том числе и духовных. И если каждый день говорить одному и тому же человеку: как хорошо, если бы ты совершил подвиг, как это красиво, заманчиво,— романтика может потерять свой смысл...

На столе - пачка бумаг, исписанных непонятным, заковыристым почерком, чистые листы, лампа, стакан с грудой очинённых карандашей, скрепки, ластики, кнопки. Дед, я пробрался в твою квартиру и сижу за твоим столом. А передо мной - атрибуты твоего труда. Тебя нет в Москве, ты в отпуске и приедешь только завтра. Приедешь для того, чтобы опять с головой погрузиться в свою сложную и любимую работу.
Месяц отпуска, говоришь ты, дает тебе год жизни. Жизнь и работа для тебя - неотделимые понятия. Но, дед, ведь тебе семьдесят четыре. А пятьдесят лет трудового стажа - это пятьдесят лет. Мог бы и на отдых уйти. Писал бы потихоньку свои книги. Разве этого мало? В твоем возрасте... Да, сейчас ты рассердишься. Извини, я не хотел тебя огорчить.

В апреле 1884 года прави­тельство закрыло «Отечествен­ные записки». Михаил Евграфович Салтыков, редактор этого журнала, узнал о слу­чившемся из газет. И хотя после воцарения Александ­ра Ш он ожидал закрытия со дня на день да и сам соби­рался с будущего года сдать журнал в другие руки, потому что устал бесконечно лавиро­вать, обходя подводные камни цензуры, - правительственное сообщение, возлагавшее на «Отечественные записки» не­малую долю «тяжелой ответ­ственности за удручающие об­щество события последних лет», то есть прежде всего за цареубийство 1 марта 1881 года, все-таки поразило его до глубины души, унизи­ло и оскорбило. По складу характера Салты­ков не переносил лжи, не был способен и к самообману - пустые иллюзии вызывали у него только насмешку. Поэто­му крушение «Отечественных записок» фактически означало для него крушение всей жизни. Надеяться было не на что. Томительная тоска, презрение к власти, ничего не забывшей и ничему не научившейся, обида на общество, молча стерпевшее расправу с лучшим русским журналом, и на быв­ших соратников, сразу же, как он думал, отступившихся от него,- все это заполнило в ту пору существование Салты­кова и ярко отразилось в его переписке. «Что касается до меня, - писал он своему ста­ринному приятелю, поэту Л. Л. Боровиковскому,- то я покуда чувствую только повсе­местную боль. Чувствую так­же, что я лишен возможности периодически беседовать с чи­тателем, и эта боль всего силь­нее.

Если вы хотите представить себе личность и творчество А. Н. Островского в их не­разрывном целом, если хотите понять и полюбить его не только как гениального драма­турга (эта любовь рано или поздно приходит к каждому из нас), но и как замечательного человека, советуем вам самым внимательным образом позна­комиться с бесспорно лучшей на сегодняшний день книгой о нем - книгой известного кри­тика и литературоведа В. Лак­шина «Александр Николаевич Островский», которую выпу­стило в 1982 году вторым, до­полненным изданием в серии «Жизнь в искусстве» изда­тельство «Искусство». Книга эта строго документальна, автор подчеркивает, что в ней «нет вымысла, даже в мимо­летных бытовых и историче­ских подробностях». Зато есть умение понять в писателе и человеке главное, соединить «мостками воображения со­хранившиеся свидетельства, уцелевшие факты». «Прямое дело биографа - понять связь событий и дат, великого и ма­лого, литературного и челове­ческого в крупной судьбе, - пишет В. Лакшин. - И тогда за ворохом фактов и пеленой гипотез встанет перед нами не иконописный лик - живое, умное, лукавое, страдающее лицо драматурга...»

Миллионы людей в летние дни стремятся отдохнуть у воды. Купание, игры доставляют всем, особенно детям, истинное удовольствие. Человеку, оказавшемуся в воде, хочется плавать, нырять. Все объясняется довольно просто: когда вода возбуждает кожные нервные окончания (рецепторы), возникает поток импульсов, поступающих в мозг, а оттуда - во внутренние органы, рождая энергию и бодрость. Плавание справедливо называют идеальным видом движения: ни один вид спорта не имеет такого большого гигиенически-оздоровительного и лечебного значения. Определяется это многими факторами, Прежде всего тем, что сама водная среда и создаваемые ею физическое, механическое, биологическое и температурное воздействия вызывают множество благоприятных реакций организма, стимулируют его функциональное развитие, создают условия для профилактики и лечения различных заболеваний опорно-двигательного аппарата, сердечно-сосудистой, дыхательной, нервной систем.

И отец, и дед, и прадед Аркадия Пластова были художниками, то есть, собственно говоря, были они крестьянами села Прислониха Симбирской губернии, но исстари так повелось в селе, что мужики рода Пластовых наследственно трудились над украшением сельской церкви. Неизвестно, хорошо ли владели они кистью, зато не вы­зывает сомнений факт, что именно через семью сам Аркадий впервые приобщился к живописи...
На склоне лет народный художник СССР Аркадий Александрович Пластов {1893—1972) рассказывал, что был он еще мальчонкой, когда однажды пришли в род­ную Прислониху настоящие мастера — умельцы-«богомазы» и сход обратился к ним с просьбой «подновить и дополнить то, чем отец с дедом изукрасили нашу церковь... вот тут-то и началось то на­стоящее пленение мое искусством, от ко­торого я уже больше не освободился. Решение было — раз и навсегда: «быть только живописцем и никем более...»