В 1965 году, к восьмидесятипятилетию Мартироса Сергеевича Сарьяна, снимал­ся документальный фильм о нем, и пи­сатель Илья Эренбург, автор дикторского текста, рассказывал о натюрмор­те, который мы сегодня репродуцируем: «Сарьян писал цветы всю жизнь. Шла страшная война: советский народ сражал­ся против фашистов. Сарьян долго писал холст «Участникам Отечественной вой­ны». Это — много, очень много букетиков в склянках. Много судеб, много жертв. Отдельные букетики и поле ярких цве­тов: радость, победа...»
Великий труженик, Сарьян и в годы войны работал как всегда — упорно, са­мозабвенно, не зная отдыха и не при­знавая усталости. Он понимал, естествен­но, что в годину народного бедствия работать не щадя себя, с напряжением и перенапряжением всех сил, — это единственный способ жить: всякий другой нравственно невозможен. Понимал он и то, что, несмотря на войну, искусство вообще, и в частности живопись, не по­теряли своего значения; настоящее искус­ство — это ведь сама жизнь, и художник утверждает...

Исследуя исторический феномен тоталитаризма, психоанали­тик может задаться вопросом: какие бессознательные мотивы могут привести к изобретению, установлению и широкому признанию тоталитарных методов? Или точнее, каким образом в детстве и в юности возникает предрасположенность человека к тоталитаризму? Поиски ответа на этот вопрос затруднены отсутствием установившейся терминологии. А исторические, обществоведческие исследования, работы по истории нравов обычно почти не содержат ни в тексте, ни в справочном аппарате упоминаний того простого обстоятельства, что все люди когда-то были детьми. Большинство ученых считает, что детство скорее входит в сферу компетенции благотворительных организаций, доброхотов, нежели мыслителей. Но из всех живых существ у человека биологический период детства самый длинный, а цивилизация растягивает психологическое детство на еще больший срок — ведь человеку требуется время на то, чтобы научиться учиться. Высокая степень специализа­ции, сложные навыки...

12 июня 1812 года тремя потоками опустошительной лавы хлынула на русскую землю армия Наполеона Бонапарта. Шестьсот тысяч солдат, статысячная кавалерия, тысяча двести артеллерийских стволов - невиданная по тем временам сила. Рядом с французскими шли полки баварские и саксонские, прусские и австрийские, голландские, итальянские, швейцарские, португальские. Казалось, вся Европа сдвинулась с вековых своих оснований и устремилась покорять Россию. Наполеон был верен излюбленной тактике, которую называл «одним ударом грома»: мощный стремитель­ный удар, маневр и — победа. Снаб­жаясь за счет населения захваченных территорий, не привязанная к базам, его армия легко и свободно продвига­лась вперед. В России же привычный механизм не срабатывал. Бонапарт гнался за русскими и, думая, что их настигал, завязывал бой, нес большие потери... Но всякий раз перед ним оказывался лишь сражающийся арьергард — русская армия ускольза­ла. Он захватывал города — они были пустыми. С деревнями обстояло еще хуже — крестьяне закапывали в зем­лю хлеб, сжигали избы и прятались в лесах, угоняя с собой скот.