66 Высококачественных фотографий Алтая (Телецкое озеро - озеру более 10 миллионов лет, глубина озера - 325 метров, длина - около 80 километров, средняя ширина - 3,2 километра; водопад "Корбу"-Высота падения: 13 м; маралы - изюбри - Восточноазиатский настоящий олень, подвид благородного оленя; флора)



------------------------------------------------

Рассказ "Какая доброта бывает"

Если собрать за праздничным сто­лом всех друзей моего отца, стол этот получится очень длин­ный. Едва ли я буду знать хотя бы половину присутствующих. И конечно, все будут говорить, какой мой отец большой ученый и какой он борец и боец, и мо­лодец, и просто добрый и хоро­ший человек. И конечно, папа с места будет вставлять: «Ну, это ты преувеличиваешь» - и гово­рить про свои недостатки, и, ка­жется, ничего нового для меня в этом не будет. И я, конечно, буду сидеть и краснеть и не ска­жу того, что могла бы сказать про своего отца. Но вот когда все уйдут, ночью я буду лежать без сна и рассказывать себе, какой у меня добрый папа.
...Это было летом. Стояла такая жара, что половина ли­стьев с деревьев облетела и к нам в сад из лесу набра­лось много всякой пришлой жив­ности, птиц в основном. Однаж­ды мы увидели даже белок. А до леса от нашего садового домика несколько километров. Прибежали горемыки к людям. Все,-особенно дети, были им рады, стали их под­кармливать. И вот как-то утром - папа как раз собирался а город на работу - прибегает соседка и кричит: «Разбойники, хулига­ны!» И зовет отца: «Помогите, Михалякыч, я им говорю, а они... в белок из рогаток стреляют!»
Папа вышел за забор, а бабуш­ка ему вслед: «И-и-и разбойники, и самого убьют и дачу спалят...» «А вы в милицию, милицию!» - кри­чит соседка. Я подхожу к калит­ке. Папу окружили деревенские ребята и вдруг разом как загал­дят, завозмущаются. «А вдруг и вправду побьют, - ёкает у меня сердце. - Один щуплый, маленький...» Но только я откры­ваю калитку, папа вдруг повора­чивается и идет ко мне, а ребя­та остаются за забором, чего-то ждут. Папа кричит, чтобы я ему бланки принесла (это такие бу­мажки, где в углу написано, что он -профессор). Кажется, соби­рается писать очередное заявление в милицию. Хулиганам покажет, а относить, может, и не будет - так испугаются, соображаю я. Вот папа опять скрывается за за­бором. Смотрю, отдает исписан­ную бумагу ребятам. До меня до­летает: «Какое безобразие, сей­час же, немедленно!» Сам потом возвращается за портфелем и трус­цой припускается к автобусной остановке. Успевает мне крик­нуть: «Если ребята еще придут, передайте: я приеду в субботу...» А ребята поворачивают к дерев­не, о чем-то все еще споря. Но все-таки они его послушались, - вот отец, вот дает!
Все утихает на несколько дней. Но вот разведка в лице соседки сообщает, что у нашей калитки опять околачиваются хулиганы, а папы нет. Стоят и не уходят. Что делать? Я приоткрываю ка­литку. «Эта, профессор Михал Яклич дома? » -спрашивают они. «Папа только завтра приедет»,- говорю я как можно вежливее. «Ну, мы завтра и придем»,-решает второй, повыше ростом. Их сегод­ня всего двое, да вдобавок один из них в белой рубашке, несмотря на жару. Смирные ребята, решаю я, и чего им от папы надо? Назавт­ра вечером, к моему удовольст­вию, папа первый их замечает, вы­ходит на улицу, а потом зовет в дом. Однако они уходят. А па­па является на кухню с пирогом - со смородиной, поясняет он, мать мальчиков испекла. И рассказы­вает:
- Я когда в тот раз вышел за калитку, смотрю, у одного глаз подбит, отек на лице. Я спраши­ваю: что с глазом? А они гово­рят: уже второй месяц гноится. На что-то наткнулся, врач в де­ревне мазь прописал, а не помо­гает. А в город ездили, спраши­ваю. Тут они все и загалдели.
А как же, говорят, но там не принимают. Я возмутился, как так? Объясняют, что-то такое странное про паспорт, которого «временно нету». Говорят еще, бабка за святой водой в Загорск съездила, может, поможет...
Ну, я им и говорю: «Я сейчас письмо вам дам к главврачу Морозовской больницы, я, говорю, про­фессор, он меня послушает. А не послушает, сразу ко мне, ему же хуже будет, но он послу­шает. Только поезжайте сразу же, немедленно, с глазом шутки пло­хи. Кто старший? Вот ты с ним и поезжай». Они думают, я по ме­дицине профессор, думают, по знакомству. А я в письме написал: «Безобразие, мальчик ослепнет, персонально отвечать будете, немедленно принять» и т. д. Ну, вот и приняли, конечно. И помог­ли. Отек-то спал, не гноится глаз, но сказали, еще надо ле­чить, я уж ему внушение сделал, что с глазом не шутят, чтоб все делал, как сказали, и в боль­ницу ездил, как назначили. А он вчера приходил, смородина у них поспела, он собрал, мать велела угостить. А меня-то вчера не бы­ло, он расстроился, а мать ее в пирог запекла, еще вкуснее, говорит, будет. И, говорит, я вам еще смородины соберу...
- А ты что? - вставляю я. Папа смеется:
- А я говорю, хорошая у вас смородина, рано поспела, видно, на солнце растет. У нас еще зе­леная, но, может, тоже скоро по­спеет, а за пирог тебе большое спасибо, я ведь пироги печь не умею, пойдем чай пить. Чай пить они наотрез отказались, стыдно им. Тот, что постарше, сказал все-таки: «Белочек мы больше не трогаем и птиц стре­лять не будем, мы же понимаем, рогатки - это баловство, до хо­рошего не доводят». Вот и хоро­шо, говорю, что вы такие созна­тельные, а глаза берегите и с врачами посмелее надо, это дело серьезное, ну и заходите, если что...
Задумался папа. А я сижу, пиро­гом давлюсь. Как белочек, так мы все их жалеем, мы добрые. А вот в глаза хулиганам посмотреть? Да что, в милицию их, как крича­ла соседка. А папа с ними пого­ворил, посочувствовал, помог! А я за калитку выйти боялась. Добро-то - его делать надо. Папа» то мой добродеятельный. Вот о чем бы я той ночью вспомнила...

Елена Бубнова