В жизни ребенка игрушка редко существует сама по себе: она становится частью детской игры. В литературе взаимоотношения между игрой и игрушкой сложнее. Есть эпохи, когда писатели не мыслят игру без игрушек, и, напротив, в другое время они всецело отдаются описаниям детских игр, не обращая внимания на игрушки. Возможно и третье: ребенок, герой детской книги, живет в мире, где нет ни игрушек, ни игр. Причины того или иного изображения — в художественной концепции ребенка, педагогических взглядах и культурных теориях, идеологических стандартах.
Первая концепция ребенка в литературе складывается на исходе XVIII века, тогда же появились первые художественные издания для детей как в России, так и во всей Европе. Литературную историю детской игрушки естественно было бы начать с этого времени, но описания или упоминания об игрушках на страницах детских книг нет. Это может показаться странным: ведь европейская игрушка XVIII века была настоящим произведением искусства и пользовалась особым почетом у всех членов дворянской семьи. Отсутствие игрушки в первых книгах для детей объясняется задачами, стоявшими перед их авторами. Писатели эпохи Просвещения обращались прежде всего к разуму ребенка, не доверяя детскому стихийному воображению и вольной игре. Идеалом просветительской педагогики было «дитя, рассуждающее здраво».
В беседах между ребенком и его наставником игрушка считалась явной помехой: она будила «праздные фантазии». Лишь в одном из нравоучительных рассказов XVIII века автор обратился к игрушке... в качестве наглядного пособия. На примере куклы брат объяснял сестре отличие человека от бездушного существа. Выслушав объяснение, разумная девочка сказала: «Благодарю, братец, что ты научил меня доброму: я бы все это время потеряла с куклой».
Одна из русских детских книг XVIII века называлась «Нового роду игрушки, или Забавные и нравоучительные сказки для употребления самых маленьких детей» (1776): по мысли анонимного автора, такой игрушкой в руках «благовоспитуемых детей» должна быть просветительская книга..

---------------
отвлечённо: хитрый брат.
В одном хуторе жили два брата – у старшего было три коня, а у младшего – один. Пришла весна, пора пахать, а с младшим никто не хочет вставать в упряжку. Все говорят, что у брата есть три коня, вот с ним и договариваться надо.
Приходит он к старшему брату и говорит:
- Брат, дай мне своих коней на один день, а я тебе своего на три дам.
Брат отвечает:
- Пусть, будет так! Но если ты на поле скажешь: « Эй, кони мои! », я твоего коня убью.
Вышли пахать, запрягли коней в плуги, а младший забыл об уговоре и говорит:
- Эй, кони мои!
Старший брат рассердился, ударил коня младшего брата плужком по голове и убил.

Игрушка в детской литературе изображается не как бездушная вещь, а как нечто, имеющее свою, особую жизнь, будь то резиновый мячик, фарфоровая кукла или плюшевый мишка. Но есть круг произведений, в которых писатель сознательно отводит игрушке место среди обычных неодушевленных предметов. Более того, она выступает в роли неудачной подделки, заменяющей собою жизнь. Такая игрушка вызывает и у автора, и у героя его книги чувство неприятия и отторжения. В романтической литературе XIX века подобное отношение к игрушке было обусловлено мнением, что она тешит тщеславие знатных, но бездушных людей. Писатели противопоставляли дорогой безделушке естественную красоту живой жизни. В литературе XX века игрушка становится злом, когда навязывается ребенку взрослыми вопреки его истинным потребностям. К таким потребностям в первую очередь относится желание ребенка обзавестись животным, будь то щенок или котенок: