Много-много десятилетий назад на том месте, где теперь только развалины, стояло огромное и богатое поместье. Здесь в летние месяцы отдыхал Хэ Вей-Тун, правитель провинции. Выдалось однажды лето тяжелое, неурожайное. Тысячи семей не собрали ни зернышка с рисовых полей. Засуха уничтожила даже траву. Голод душил людей. разум от крика голодных детей, то богатых друзей — помещиков — в много риса от прежних урожаев, ноющим от голода и одного зернышка.
Из деревни в деревню ходил простой китаец по имени Ли. Его слова, как искра, брошенная в сухую солому, поднимали людей. Вспыхнуло восстание. Людей против богатых повел Ли. Повстанцы отбирали у богатых чиновников и помещиков рис и раздавали его голодающим. Ничего не могли поделать с восставшими ни солдаты правителя, ни войска императора.
Хэ Вей-Тун подкупил предателей, и они помогли ему выкрасть вождя восставших. Ли заточили в тюрьму.
Восстание, лишившись вождя, ослабло, подобно тающему льду. Солдаты правителя прошли по деревням и потопили их в крови.
Правитель провинции в честь победы воздвиг «Храм умиротворения и спокойствия». Тысячи китайцев трудились дни и ночи. Хэ Вей-Тун пригласил из Пекина самого знаменитого мастера по отливке колоколов.
— Ты отлей мне такой колокол, который звучал бы как песня, прославлял меня и жил вечно!
Мастер согласился отлить такой колокол, но сказал:
— Нужна кровь человека, твердого, как металл. Если смешать его кровь с расплавленной медью, золотом и серебром, то колокол будет жить вечно и обладать несравненным голосом...
Правитель приказал плавить медь, серебро и золото. И когда металл заклокотал, по приказу Хэ Вей-Туна привели вождя восставших крестьян, томившегося в подземелье. Ли был страшно истомлен голодом, измучен пытками, лицо его почернело от страданий. Глаза крестьянского вожака сверкали огнем ненависти.
— Ну, ты, черепаший выродок, — закричал правитель провинции, — боишься? А! Испугался такой смерти?
Ли сурово посмотрел на Хэ Вей-туна и сказал:
— Ты спрашиваешь: «Боишься?» Разве кто-нибудь пугается своей правды? Вот ты кричишь: «Смерть», а я говорю: «Жизнь!»
Правитель махнул рукой солдатам, но Ли их оттолкнул и воскликнул:
— Вы заплатите за все своей черной кровью. Народ восстанет и уничтожит тебя и таких, как ты! Тогда люди заживут как братья, одной дружной семьей!
С этими словами Ли прыгнул в котел с расплавленной медью.
Мастер отлил колокол. Его водворили в новый храм. На открытие правитель пригласил именитых гостей со всего Китая. Хэ Вей-Тун, под завистливыми взглядами соседей, приказал ударить в колокол.
С первым ударом люди услышали голос Ли, своего вождя. Голос этот летел по долине Хунсуйхэ, от села к селу, от холма к холму. Огромное зарево объяло все небо. Это горело поместье правителя провинции, горели дома знати, помещиков. Пламя народного восстания охватило всю провинцию, перекинулось в соседние. А колокол неумолчно звонил и звонил, поднимая простых людей на борьбу с угнетателями.
Император собрал большое войско и бросил его на усмирение восстания. Храм он приказал закрыть, а колокол сбросить в овраг и зарыть в землю. Замолк голос Ли.

Много лет люди искали колокол и однажды нашли. Колокол назвали именем Ли, принесли на площадь и подвесили на треногу. Самый старый житель провинции, Чэн, сказал:
—- Правда, за которую Ли умер, идет к нам. Наступило время, когда мы сможем рассчитаться с нашими
угнетателями.
Старый Чэн ударил в колокол. И снова народ услышал голос Ли. Он поднял голозы людей и пламенем зажег их сердца. Люди поднялись навстречу армии Мао Цзэ-Дуна, радостно ее встретили и рассчитались с угнетателями...
...Колокол поет, перекликаясь с эхом долины Хунсуйхэ, призывая потомков неустрашимого Ли строить новую жизнь.