--------------------------------
отвлечённо: Письмо из прошлого: Случай в школе – Слойка

Человеческая судьба порой представляется механизмом, который кем-то заведен и пущен. Хочется отыскать и «руку», и «ключик», которым ты заведен. Если рука добрая, неторопливая – гарантия бессрочная. А если злая и равно­душная – сплошные поломки, ремонты, которые тебе и близким в копеечку обходятся. Так чьей же могучей рукой заведен и запущен мой механизм? Кто и каким об­разом открыл во мне человека?..
Послевоенные годы… Я и двое младших сестер остались без отца. Не имевшая профессии мать кое-как сводила концы с концами. Учился я в 4-м классе и, оказавшись без присмотра (мать днями и вечерами работала), стал отбиваться от дома. Пропускал уроки, грубил учителям, бывало, и вовсе не приходил в школу, околачиваясь где-нибудь в подворотне. Одним словом, катился по наклонной.
За дерзкую выходку однажды удалили с урока. В ту пору модным было – удалять, изолировать… От скуки бесцельно слонялся я по коридорам. Вдруг вижу, как с первого этажа на второй, где находится буфет, поднимается рослый грузчик, держа на голове большую корзину, доверху наполненную румяными слойками.
Мгновенно осенило: пока грузчик поднимается на второй пролет лестницы, я забегу на третий и, свесясь с перил, незаметно возьму слойку. Всего лишь одну слоечку! По совести! В корзине их так много! И вот он, желанный момент: перегнувшись через перила, осторожно беру… Но что-то похожее на угрызение совести (не страха, нет!) шевельнулось в душе. В ту же минуту я потерял равновесие. Чтобы не упасть, рукой оперся на всю груду слоек, не вы­пуская той, которую взял. Дальше события развернулись с ужасающей быстротой. Поставив корзину на лестничную площадку, грузчик молча (идут уроки!) погнался за мною по длинному коридору третьего этажа. В конце был черный ход, мне бы только добежать до двери, а там… Обычно всегда открытая, в этот раз, как назло, она оказалась запертой.
Полвека прошло с тех пор, но память и до сей поры хранит во всех жутких подробностях эту немую сцену. Вижу перекошенное злобой большое, раскрасневшееся лицо грузчика, что, подобно «Медному всаднику», скакал за мной по коридору, а сейчас неторопливо, точно палач, спокойно шел к своей жертве, прижавшейся к двери. Едва переводя дыхание, он своей огромной рукой взял меня за шиворот и не повел, а по­волок в кабинет директора, что располагался на первом этаже. Уборщица тетя Даша попробовала было вступиться, но, отстранив ее, он только прибавил шагу.
«Ворюга! Щенок!» – с этими словами, открыв дверь, швырнул он меня к директорскому столу. Строгая, властная женщина, такая же массивная и рослая, как сам грузчик, сидела и что-то писала. Мельком взглянув на нас, она не прервала работу, но я видел, как лицо ее становилось мертвенно бледным, подстать седым волосам. Спокойно и твердо прозвучало: «Оставьте, разберусь!» Сквозь выпуклые очки она долго смотрела на меня, на булку, которую держал в руке. Внутренне был готов к любому наказанию, только бы не вызывали мать. Чуть что, она сразу же начинала плакать. Не укоряла, не ругала, а плакала, тихо, беззвучно. В такие минуты мне хотелось приласкать ее, но по «обычаям» улицы, с которой крепко сдружился, проявить нежность я тогда не мог. С надеждой смотрел на выпуклые очки. Не холодом и не угрозой, а каким-то живым, человечьим вниманием светились глаза. «Пойдем»,- вдруг сказала она, выходя из кабинета. Снова я на втором этаже и идем по коридору. Значит, в класс, и там… при всех… Дескать, не дружите с ним, ребята, он… Но мы идем мимо 4-го «А». Ясно: к завучу, чтобы тот… Но и кабинет завуча про­шли. В пионерскую комнату? Проходим дальше и ее. Не оглядываясь, высокая, седая, красиво и уверенно шла она впереди. И… свернула в буфет. «Ну чего же ты? Заходи!» – как-то по-домашнему сказала она. Через минуту на моем столе появился стакан компота и не­сколько слоек.