С давних пор в холодных северных землях на реке Вятке встречали весну долгожданную удалыми игрищами в честь славянского бога света Ярилы. К празднику пробуждения природы лепили превеликое множество игрушек, ярких и красочных, словно цвет весенний. А как запоют, засвистят они на разные голоса переливчатые! Потому и звался праздник Свистуньей. Задорно и весело поет свистулька, ноги сами в пляс пускаются. Пошла свистопляска!
Потом зазвучат призывные ребячьи песни. Веселятся от души, во всю ширь своего раздольно­го характера. А когда уто­мятся, игрушки поставят на самые видные, почетные ме­ста, чтобы не покидал чело­века праздник круглый год. Словно радуга воцарится то­гда в доме. Расписные кони в яблоках, птицы-павы и жар-птицы, медведи могу­чие и львы рыкучие, бравые офицеры с прекрасными ба­рышнями в обнимку. Па­рочку эту зовут люботою.
Узорами игрушки наря­жены яркими, сочными. Все больше в кружок и горошек, а то в полоску либо в кле­точку. В старину любая вещь, любой узор и даже цвет имели свой особенный, сокровенный смысл.
Сегодня лепят дымков­скую игрушку, как и сотни лет назад, из тщательно раз­мятой глины. Сушат, обжи­гают в печах.

Словно языки пламени бросают отсвет на неж­ный лик Богоматери, подчеркивая тени вокруг ее прекрасных и печальных глаз. Красный цвет в христианской символи­ке и означает Божествен­ный огонь, которым пла­менеют серафимы; он на­поминает также о крови Христовой, пролитой за людей, и о грядущей судьбе младенца Иисуса.
Иконы Грузинской Богоматери особенно часто встречались в северных землях Руси. В сказании об иконе говорится, что чудотворный образ попал в Россию в XVII веке, по­сле завоевании Грузии персидским шахом Аббасом. В числе других свя­тынь персы захватили и эту икону Богоматери, которую продали торго­вавшему в Персии ярос­лавскому купцу Стефану. По возвращении Стефана на Русь святыню с бо­гатыми пожалованиями передали в далекую се­верную обитель — Чер­ногорский монастырь Архангельской епархии. Здесь она почти сразу прославилась чудотворениями, исцеляя слепых, глухих и бесноватых. А когда в 1654 году в Мо­скве началась страшная «моровая язва» — чума, образ принесли в столи­цу. Патриарх Никон установил праздновать иконе ежегодно 22 авгу­ста, а самое богатое мо­сковское купеческое се­мейство Никитниковых заказало с нее копию для своей церкви Троицы в Никитниках, получив­шей второе название — церкви Грузинской Божией Матери.

Когда умирает кто-то из близких, мы жалеем по­койного и одновременно... боимся его! Даже те из нас, кто слыхом не слыхивал ни о славянском язычестве, ни о христианстве или другой религии. Почему? Ученые пишут: мифологические воззрения самых разных народов так или иначе выводятся из законов психологии, общих для всего человечества. Если ки­тайцу и шведу показать красный цвет, пульс участит­ся у обоих: вот на каком глубочайшем уровне, на самой границе «одушевленного» и «неодушевленного» лежат корни религиозных представлений. Вот почему мифы весьма удаленных друг от друга племен быва­ют удивительно схожи, вот отчего нам легко понять даже мифы австралийских аборигенов, хотя мы жи­вем на другой стороне планеты.
Приходилось ли вам сталкиваться с тем, как разбе­гаются дети от своего товарища, до крови поранивше­гося в игре? Мне было лет пять, когда я упала с забо­ра и распорола ногу о гвоздь. Двор, только что пол­ный играющих, вмиг опустел.
Испуг?.. Боязнь крови? (А что ее бояться?)

Старинную русскую свадьбу исследователи по всей справедливости называют очень сложным и очень красивым спектаклем, длившимся несколько дней. Причем в этом спектакле ничего не делалось «просто так»: любое движение или слово, любая деталь одея­ний была исполнена глубокого смысла, и смысла зачастую очень древнего, уходящего корнями опять-таки в язычество. И вот что интересно. Еще в про­шлом веке в крестьянской среде бытовало такое воз­зрение: если был соблюден христианский, церковный обряд, но не было сватовства, «закрывания» невесты и обязательного «пира на весь мир» — на всю деревню (то есть типично языческих элементов) — обществен­ное мнение упорно отказывалось принимать этот брак, считать свадьбу действительной. И наоборот: если «языческие» элементы были исполнены честь честью — с церковным венчанием, считалось, можно и повременить, приурочить его, например, к крести­нам ребенка.
Наверняка вам приходилось видеть свадьбу, но вот знаете ли вы, почему на свадьбе главное действующее лицо, центр общего внимания — невеста, а не жених? И почему на ней белое платье? А зачем фата?