Старинную русскую свадьбу исследователи по всей справедливости называют очень сложным и очень красивым спектаклем, длившимся несколько дней. Причем в этом спектакле ничего не делалось «просто так»: любое движение или слово, любая деталь одея­ний была исполнена глубокого смысла, и смысла зачастую очень древнего, уходящего корнями опять-таки в язычество. И вот что интересно. Еще в про­шлом веке в крестьянской среде бытовало такое воз­зрение: если был соблюден христианский, церковный обряд, но не было сватовства, «закрывания» невесты и обязательного «пира на весь мир» — на всю деревню (то есть типично языческих элементов) — обществен­ное мнение упорно отказывалось принимать этот брак, считать свадьбу действительной. И наоборот: если «языческие» элементы были исполнены честь честью — с церковным венчанием, считалось, можно и повременить, приурочить его, например, к крести­нам ребенка.
Я не буду рассказывать о свадьбе подробно. Учены­ми написано о ней такое количество книг, что мы с вами захлебнемся в поверьях, обычаях и просто интересных подробностях. Да и задача моя вовсе не в том, чтобы рассказать все возможное о язычестве древних славян и его современном наследии. Я хочу лишь разбудить ваше любопытство, хочу, чтобы по­чаще звучало «почему?» и открывались умные книги, которые если и не все объясняют, то, во всяком случае, подсказывают, где искать.
Наверняка вам приходилось видеть свадьбу, но вот знаете ли вы, почему на свадьбе главное действующее лицо, центр общего внимания — невеста, а не жених? И почему на ней белое платье? А зачем фата?
В древности каждый человек был членом опреде­ленного рода. Дети принадлежали к роду родителей, а вот дочь-девушка, выходя замуж, переходила в род мужа. (Именно поэтому замуж «выходят» — в смысле, выходят из своего рода, покидают его.) Вы уже знае­те, что означал для язычников такой переход. Девуш­ка должна была «умереть» в прежнем роду и «снова родиться» уже в другом, уже замужней, «мужатой» женщиной. Вот какие сложные превращения проис­ходили с невестой. Отсюда и повышенное внимание к ней, которое мы посейчас видим на свадьбах, и обы­чай брать фамилию мужа, ведь фамилия — это знак рода. Отсюда и обыкновение звать родителей мужа «мамой» и «папой», чем, кстати, пожилые люди неред­ко весьма дорожат.
Теперь ясно, почему жених старается внести неве­сту через порог своего дома обязательно на руках: ведь порог — граница миров, а невесте, прежде «чу­жой» в этом мире, надлежит превратиться в «свою».
А что белое платье? Иногда приходится слышать, будто оно, дескать, символизирует «чистоту и скром­ность» невесты, но это неправильно. На самом деле белый — цвет траура. Да, именно так. Черный в этом качестве появился сравнительно недавно. Белый же, как пишут ученые — историки и психологи,— с древ­нейших времен был для человечества цветом Прош­лого, цветом Памяти и Забвения. Испокон веку такое значение придавали ему и на Руси. А другим «траур­но-свадебным» цветом был... красный, «черный», как он еще назывался. Его издавна включали в одеяние невест. Есть даже народная песня: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан» — песня дочери, которая не хочет уходить из родного дома к чужим людям — замуж. Итак, белое (или красно-белое) платье — это «скорбное» платье девушки, «умершей» для своего прежнего рода.
Теперь про фату. Еще совсем недавно это слово означало просто «платок». Не теперешнюю прозрач­ную кисею, а настоящий плотный платок, которым наглухо закрывали невесте лицо. Ведь с момента сог­ласия на брак ее считали «умершей», а жители Мира Мертвых, как правило, невидимы для живых (и на­оборот: помните «Вия» Н. В. Гоголя? «Подымите мне веки: не вижу!»). Вот и невесту никому нельзя было видеть, а нарушение запрета вело ко всевозможным несчастьям и даже к безвременной смерти, ибо в этом случае опять-таки нарушалась граница, и Мертвый Мир «прерывался» в наш, грозя непредсказуемыми последствиями... По той же причине молодые брали друг друга за руку только через платок, а также не ели и не пили (по крайней мере невеста) на всем протяжении свадьбы: ведь они в этот момент «нахо­дились в разных мирах», а касаться друг друга и тем более вместе есть могут только люди, принадлежащие к одному миру, более того — к одной группе, только «свои»...
В наши дни молодым тоже не рекомендуют усердно угощаться на собственной свадьбе и тем более пить хмельные напитки, но уже совсем по другой причине. Им надлежит в скором времени стать Матерью и От­цом, а могут ли у пьяных супругов родиться полно­ценные дети?
Надо упомянуть и еще об одном интересном обычае, связанном с совместной едой жениха и невесты. В старину на Руси говорили: «Не женятся на тех, с кем вместе едят». Казалось бы, что в том плохого, если парень и девушка дружно работают или охотят­ся и едят из одной миски, как брат и сестра? Вот именно — как брат и сестра. Вы уже знаете, что совместная трапеза делала людей «родственниками». А браки между родственниками не поощрялись — опять-таки в интересах потомства.
...На русской свадьбе звучало множество песен, притом большей частью печальных — тяжелая фата невесты понемногу набухала от искренних слез, даже если девушка шла за любимого. И дело здесь не в трудностях жизни замужем в прежние времена, вернее не только в них. Ведь невеста покидала свой род и переходила в другой. Стало быть, она покидала духов-покровителей прежнего рода и вручала себя новым. Но и былых незачем обижать и сердить, вы­глядеть неблагодарной. Вот и плакала девушка, слу­шая жалобные песни и изо всех сил стараясь пока­зать свою преданность родительскому дому, прежней родней и ее сверхъестественным покровителям — умершим предкам, а в еще более отдаленные време­на — тотему, мифическому животному-прародителю.
Вот какую тлубину исторической памяти открывает нам лишь один обычай, истоки которого к тому же мало кто знает.
А помните русские (и не только русские) сказки, в которых сочувствие рассказчика да и всех добрых людей всегда на стороне младшей сестры? Уж она-то и умница, и красавица, и рукодельница, в то время как старшие (обычно две) — глупы, сварливы и бе­зобразны...
Это опять-таки связано со старинным обычаем: пока не выданы замуж: старшие сестры, младшим нельзя было не то что принимать сватов — даже красиво одеться и пойти в хоровод или на посиделки (тоже своего рода выставки невест). А если старшие сестры — как в «Золушке» или «Аленьком цветоч­ке» — злые да ленивые, которых никто нормальный замуж за себя не возьмет? Вот и источник семейных ссор и конфликтов. И младшей сестре вовсе не обяза­тельно быть «падчерицей», этот мотив появился по­зже, когда истинная причина начала забываться. Младшая сестра и так оказывалась на побегушках у старших и ходила в обносках — особенно, если и вправду была красивее: страшно подумать, вдруг кто-нибудь обратит на нее внимание и посватается, минуя старших! Случись такое — и старшие сестры окажутся навек опозоренными, замужем им почти наверняка уже не бывать. Так что Золушка не только торжествует в конце. Она поистине совершает «страшную месть».
А «коса» — девичья краса»? С языческих пор со­хранился обычай прощаться с нею навеки и запле­тать молодой жене две косы вместо одной, притом укладывая пряди одну под другую, а не поверх. А если девушка убегала с любимым против воли родителей (именно такой брак назывался «браком против воли», воля имелась в виду исключительно родительская, а не самой невесты, как думают ино­гда), молодой муж обрезал драгоценную девичью косу и предъявлял отцу с матерью жены вместе с выкупом за «умыкание» девушки. И в любом случае замужняя женщина должна была прикрывать свои волосы го­ловным убором или платком (чтобы «сила», заклю­ченная в них, не повредила новому роду). «Опростоволосить» женщину, то есть сорвать с нее головной убор, значило нанести колдовской ущерб ее семье, оскорбить ее саму и нажить серьезные неприятно­сти — штраф, если не кровную месть. А свадебный выкуп назывался в Древней Руси «вено», и это слово родственно словам «венок» и «венец» — девичий го­ловной убор.
Отдельно надо сказать несколько слов на одну деликатную тему. Почему-то считается, что в старой России и «тем более» в Древней Руси девушка, родив­шая ребенка до брака, считалась непоправимо опозо­ренной. Не перечесть «исторических» фильмов и книг, где с несчастными юными матерями чего только не происходит: они топятся, вешаются, сходят с ума, женихи отказываются от них, родители про­клинают, гонят из дому...
Что ж, в некоторых областях России за девичьим целомудрием действительно очень строго следили. Но столь же часто все выглядело решительно наоборот. Добрачные дети не только не оказывались помехой для свадеб — их-то матери как раз и были «первыми невестами на деревне». Ведь каким было со времен глубокой древности главное требование к женщине? Чтобы могла выносить и родить здоровых, крепких детей. Вот и сватались парни наперебой к молодым матерям, уже доказавшим свою женскую полноцен­ность. Когда же замуж шла девушка — как знать, не «пустоцвет» ли попался?..
Ученые пишут, что так было, в частности, на Рус­ском Севере, у старообрядцев. Порою добрачных де­тей заводили далее нарочно, именно с тем, чтобы вернее засватали, чтобы не остаться безмужней.
А если отцом добрачного ребенка был знатный воин, боярин, сам князь (именно над такими ситуа­циями мы всего чаще и рыдаем в кино) — юную мать не только не проклинали, ее на руках носили и в сво­ем роду, и в роду жениха: счастье в дом приманила! Ведь воинов, особенно знатных военных вождей, осе­няла милость Богов. В Древней Руси рабыня, родив­шая дитя от хозяина, освобождалась из рабства.