фото www.his.1september.ru
Страницы истории. Строго секретно: спецубиение.
Не раз публиковались материалы о том, как проходила коллективизация в разных районах страны. Как разор и насилие обрушились тогда на деревню, и кроме тех тысяч и тысяч "кулаков" , которые были арестованы, еще миллионы "классовых врагов" (из них более половины - середняки и даже бедняки), включая стариков и грудных младенцев, были высланы в малопригодные для жизни районы таежного Севера - на верную гибель. Официально эта кампания называлась спецпереселение. Но куда, точнее было бы назвать ее спецубиение.
Правда, иным людям эта тема кажется лишней: надоело-де, «хватит очернять прошлое», «что было, то сплыло». С таким мнением согласиться трудно. Ведь как ни повторяй — «очернение», «клевета», остается несомненным: если мы не будем стремиться до конца осмыслить прошедшее, не сделаем из него всех горьких выводов, оно обязательно аукнется и больно ударит.
Именно поэтому мы считаем своим долгом напоминать о тяжелых страницах нашей биографии при коммунистическом режиме. Тем более что рассекреченные архивы содержат множество новых документальных материалов. А от реального свидетеля, то есть подлинного документа, уже не отмахнешься — клевета, мол.

Вот и предлагаемая ниже публикация основана на документах — на сей раз из Новосибирского архива. Они составили сборник «Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 — весна 1931 г.», подготовленный доктором исторических наук В. П. Даниловым и кандидатом исторических наук С. А. Красильниковым. Небольшую часть из этих документов здесь представляем — с краткими пояснениями и комментариями.

Веревку приносить с собой
О том, как выселяли крестьян из родных мест — из деревень Центральной России, с Украины, Кубани, запада и юга Сибири — в непригодные для жизни северные края, в каких условиях их везли, кто оплачивал то вынужденное мучительное «путешествие»,— свидетельствуют сухие протокольные строки решений, постановлений, донесений, исходивших из недр высоких властных органов.

Из постановления Сибкрайисполкома от 19 февраля 1930 г.:
«О подготовке к переселению кулацких хозяйств в отдаленные необжитые районы. Строго секретно.
Предупредить все выселяемые хозяйства, что никакого государственного снабжения их не будет производиться ни в пути следования, ни на местах поселения...
Питание будет производиться за счет переселяемых семейств в расчете на пребывание в пути следования до 2 месяцев.
Выселяемые кулацкие хозяйства должны уплачивать по 25 рублей на расходы по выселению».

Кажется, все предусмотрено в этом «строго секретном» постановлении. Не сказано только, откуда разоренным крестьянам взять деньги и как могут они обеспечить себя продовольствием в дороге да и «на местах поселения».

Из записки полномочного представителя ОГПУ по Сибири, переданной по прямому проводу в Москву 21 февраля 1930 г.:
«У экспроприируемых отбирают полностью все имущество, вплоть до белья, ложек, снимая последние пимы, шапки...
По Омскому району: отбирались сухари, мыло, сало, полотенца, подушки, валенки, подошвы, гармошки, портянки, детские рубашки, иконы, приготовленное в дорогу мясо, деньги — до копейки.
В Татьяновском сельсовете Борисовского района активисты Чуриков Захар, Ранец Григорий, Попович Петр при отчуждении имущества растащили и разделили между собой мануфактуру, мясо... При дележке дело дошло до драки. Чуриков забрал масло и сало, спрятал за пазухой. А когда пришел в сельсовет, масло растаяло и потекло...
Иконниковский район, Ельновский сельсовет. Кулака Харитоненко раздели прямо в сельсовете, сняли брюки и френч.
Ирбейский район, деревня Подъянда. Председатель сельсовета Мозгалевский при входе в дом к кулаку прежде всего брался за одежду и за ящики, которые стояли в квартире. Он и с ним активисты забирали все, оставляя членам семьи только то, что было на них. Где попадалось варенье, сметана, масло, часть съедали на месте, остальное забирали с собой. Мозгалевский пришел в сельсовет, а у него все лицо было выпачкано вареньем... Кроме того, им было взято пальто, брюки и другие вещи для личных надобностей.
Маслянйцкий район, село Гусельниково. Выселили, отобрав все имущество, семью крестьянина Дмитрия Гусельникова, который в 1928 году получил кредит из бедняцкого фонда для восстановления хозяйства, 20 рублей на три года, и за два года сумел поднять свое хозяйство до уровня середняцкого.
В Иселькульском районе, в селах Кольцовка, Плотниковка, Беженка, снимали с веревок сырое белье и уносили... Отнимали деньги и тут же пропивали. Забирали детскую одежду, и дети в дороге замерзали насмерть.
Колыванский район, поселок Тропинино. У кулака Чернигина сельсоветские отобрали сапоги, 3 пары подошв, 2 пары стелек, говоря: «Походил в сапогах, теперь поезжай в тайгу, привыкай там ходить босиком. Вас, кулаков, должен обогреть Бог духом своим».
Жену кулака Ковригина с 5 малыми детьми посадили полураздетых в сани, и они по дороге обморозились.
В Завьяловском районе красноармейку Шарову раздели, насильно стянули пальто. Ребенка тоже раздели, выкинули на снег».
А награбивши, наевшись и напялив на себя чужую одежду, отчего бы не «пошутить»?
«В деревне Шуточкино помощник начальника районного административного отдела Малахов и старший милиционер Кучин в доме колхозника-бедняка Шуточкина Герасима вымазали икону медом и соплями и посыпали мукой... Потом стали выдергивать паклю, чтобы дом побольше продувался».

Мы говорим: преступность в наши дни достигла невиданного прежде размера. Никогда раньше, мол, не было у нас такого. А вот так — прямо среди бела дня — ограбить до последней детской рубашонки, до последнего старушечьего платка, испоганить дом, выбросить семью на мороз, да с разрешения властей,— это как?!
До чего ж изобретательной была наша советская власть! Сама грабила и тут же требовала с ограбленных содержать себя и платить за дорогу к смерти. Какая-то разбойничья логика! Совсем как в том анекдоте времен застоя: на профсобрании объявили, что завтра всех будут вешать, явка обязательна. «Вопросы есть?»— «Есть! — раздается из зала.— Веревку с собой приносить?» Приносить! Так это было — не в смешном анекдоте, а в страшной реальности тридцатых годов.

И уже не удивляешься, что в донесении из Томского округа секретарю Сибирского крайкома партии Р. Эйхе от 23 февраля 1930 г. с грифом «Сов. секретно» сообщалось:
«В Нарым заброшены кулацкие семейства без домашних вещей, без запасов продовольствия... Люди совершенно раздетые, всю одежду у них отобрали».
Так начиналась их «жизнь» в краю вечной мерзлоты, где для поселений выбирались места самые глухие и гиблые.
Из постановления коллегии Наркомзема от 1 апреля 1930 г. Строго секретно:
«Поселки должны находиться... возможно далеко от расположения железных дорог, шоссейных и водных путей».
«При отводе сельхозугодий для поселков с кулацкими хозяйствами необходимо учесть, что земли должны быть худшего качества».

Не кормить, не платить, не лечить
Таково было самое дешевое средство отправить на тот свет тысячи выселенных крестьян.

Из протоколов заседания комиссии по хозяйственному устройству кулаков на севере. 19 августа 1930 г. Сов. секретно:
«Комиссия по обследованию Кулайской комендатуры докладывает: кулаки расселены по реке Ягыл-Яг, за болотами. От последнего населенного пункта Тарского района — это хутор Каун — 70 с лишним километров.
На устье реки Пулцис — 22 поселка. Построены на весьма низком месте. В момент весеннего паводка заливает водой. Избушки построены без крыш — кое-как заброшены березовой корой. Окна без стекол...
Почва здесь почти не оттаивает, самое большее — на 1 метр глубины. В июле днем температура около нуля градусов. Земля покрыта мхом и бесплодна. Нужны огромные капиталовложения для ее освоения».

Из докладной записки информотдела ОГПУ Сибкрая председателю крайисполкома Клименко. 25 апреля 1930 г. Сов. секретно:
«Ни на одну базу вселения не заброшены семена, очень затруднительна заброска продовольствия... Выселенные в большинстве случаев ютятся в землянках или балаганах, расположенных под открытым небом. Среди поселяемых много больных... Заболели еще в пути следования. Запас медикаментов незначителен. Медперсонала очень мало... Заболеваемость составляет более 80 % населения: желтуха, опухоли, дизентерия, истощение. Вместо чая заваривают перегнившие шишки. К муке добавляют древесные суррогаты, траву. Лошадей пало до 80 %. Люди еле ползают — распухшие и пожелтевшие. Дальнейшее пребывание кулаков на расселенном в данный момент месте невозможно».

Каким же было решение вышестоящей инстанции по этому обращению Кулайской комендатуры (да и многих других комендатур)?

Из постановления Сибкрайисполкома 22 октября 1930 г. Сов. секретно:
«Кулаков с расселенного в данный момент места не выселять».
Тем самым был фактически подписан смертный приговор тысячам людей, в том числе из поселков по рекам Пулцис и Ягыл-Яг.
Правда, Сибкрайисполком обсудил докладные комендатур и констатировал отсутствие повсюду продовольствия, спецодежды, «неснабжаемость промтоварами», а также то, что женщины приносят в комендатуры младенцев и говорят со слезами: «Дайте им еду или мы их сами поубиваем!»
Однако из Центра не поступало приказа что-то менять в положении высланных. А собственная инициатива была ох как наказуема! Времена-то наступили крутые. А что виделось в перспективе?

Из протоколов обсуждения вопроса «О хозяйственном устройстве переселенных кулаков». 2 июня 1930 г. Сов. секретно:
«Сумеем или не сумеем посеять? Скот чрезвычайно заморен. Часть лошадей непригодна для работы. В наличности лишь 15—20 % хлеба, который необходим для семейств кулаков, обитающих там...
Мы имеем в Омске, Чаинске и даже в Томске эпидемии сыпняка. Большая вшивость, потому что никакой медико-санитарной работы среди этих групп не проводилось, не было достаточного количества бань. Обнаружена трахома... Немало случаев смерти от голода. Нет средств для организации медобслуживания.
Основная масса поселенцев обречена на голод в ближайшем будущем. Люди пытаются бежать. Стараются оформить разводы, чтобы женщины с детьми могли отсюда уйти в обжитые районы и там, в деревнях, если повезет, выйти замуж и спасти детей от голода... Мужчины сбиваются в банды для нападений из тайги».

А из Москвы все шли строго секретные указания.
Из Постановления СНК РСФСР 18 августа 1930 г.:
«Максимально использовать раб. силу спецпоселенцев на лесоразработках, на рыбных и иных промыслах в отдаленных районах... В сельском хозяйстве устраивать лишь тех спецпереселенцев, рабочая сила которых не может быть использована на лесоразработках и промыслах».

Строго секретно предписывались и условия оплаты труда выселенных крестьян:
«Установить, что в случаях, когда выселенные кулаки привлекаются в качестве рабочей силы, оплата их труда должна быть на 20—25 % ниже по сравнению с занятыми на этих работах рабочими. Законы о соц. страховании на них не распространяются».

Люди обрекались на бесправный, рабский, каторжный труд. Между тем Сибкрайисполком не раз обращался в Москву, в Наркомторг с просьбой выделить «хлебные фонды для снабжения кулацких семей». Ведь все — до фунта хлеба, до зернышка — распределялось только из Центра. Без разрешения «с самого верха» человек и корочку хлеба не мог съесть... Каков же был ответ на эти ходатайства? Он пришел через два месяца — от Центросоюза РСФСР:
«Вследствие напряженности хлебных ресурсов контингент хлеба, выделенный для снабжения переселяемых кулацких хозяйств... согласно распоряжению НКторга РСФСР уменьшается с 3056 тонн до 1461 тонн муки... Для спецпереселенцев ввести «нормы снабжения».

Каковы же были те нормы?
Из циркулярного письма Наркомторга РСФСР 2 июля 1930 г.:
«Хлеба выдавать в день 300 г, крупы 20 г, сахару 6 г. Растительное масло не назначается».

Столь «щедрые» нормы приводили к трагическим результатам.
Из донесения коменданта Пудинской распорядительной базы ОГПУ:
«Явное болезненное состояние народа с каждым днем увеличивается. Смертность детей на 1600 хозяйств более 200... Прошу о скорейшем командировании в район базы врача, присылке медпрепаратов и проч.».

Из сообщения Усть-Ягильятского фельдшерского пункта 31 мая 1930 г.:
«Болезни прогрессируют... Кровавые поносы, сверлящие боли в животе, общее опухание тела... Вздутие животов и перитониты... 75 % населения имеют вид тела истощенного, землистого цвета... Грудных детей кормят тоже суррогатами... Мучения и смертность детей огромные... Ни молока нет, ни мяса, ни сахара, никаких жиров и круп. Идет полнейшее вымирание детей».

Очевидно, под градом подобных сообщений из округов и районов Сибирский краевой отдел здравоохранения направил просьбу о помощи кадрами медиков и средствами в Москву.

А вот и ответ. «По секрету», разумеется.
Из циркулярного письма Наркомздрава:
«Денежные ассигнования Сибкрайздраву на медико-санитарное обслуживание переселенцев в середине текущего бюджетного года резко сокращены, а с начала нового бюджетного года будут прекращены совершенно».

Вряд ли по своей воле Наркомздрав прекращал финансирование. Он лишь получал ту или иную долю средств из госбюджета. А бюджет тоталитарного государства с разоренной дотла деревней и слабой промышленностью, подчинившего все созданию военной мощи, не оставлял надежд на развитие здравоохранения и других отраслей, связанных с нуждами населения. Что уж говорить о положении «классово чуждого элемента». Проще всего было вообще избавиться от такового самым дешевым способом: пусть голод и болезни сделают свое дело...
Но неужели обреченные на гибель крестьяне и не пытались поднять голову и оказать сопротивление?

Если бы парни всей страны...
Хранящиеся в архиве спецсводки ОГПУ не оставляют сомнений: попытки сопротивления были.

Из оперативной сводки ОПТУ на 31 января 1930 г. Сов. секретно:
«Устроенная в с. Горное массовая волынка продолжалась 3 дня. Местные учреждения — сельсовет, потребительское общество, школа прекратили работу... Устроили собрание, в котором участвовали 600 человек, преимущественно женщины. Требовали возвращения имущества, восстановления всех лишенцев в избирательных правах. Избито три активиста.
В деревне Комарье устроена массовая волынка с требованием «долой коллективизацию». С помощью разъяснительной работы ликвидирована. Арестовано 13 человек. (Так разъяснением или арестами ликвидировали?!)
В селе Озерки устроена массовая волынка — участвовало 110 человек. Инициаторы арестованы».

Из информационного письма Бийского Окрадмотдела начальнику крайадмотдела Сумину:
«В 4 часа утра 10 марта в селе Уч-Пристань в помещение РАО явился уполномоченный ОГПУ района Добытин с группой неизвестных лиц. Выстрелом из револьвера убил дежурного старшего милиционера, после чего открыл каталажную камеру, в которой находилось значительное число арестованных кулаков. Добытин их освободил и начал с ними производить аресты членов ВКЦ(б) и активистов, забирая оружие — всего около 140 винтовок и много патронов. Арестованный актив, около 80 человек, был заключен в каткамеру (каталажную камеру) РАО. Но вскоре были освобождены и приняли участие в организации боевых отрядов для борьбы с бандой. В банде Добытина было 400 человек — кулаков и других несоветских элементов.
Под натиском наших отрядов бандиты оставили с. Уч-Пристань и пошли по направлению к Ойротской области через с. Коробейниково на Михайловский район, где и находятся. Состав милиции приведен в боевой порядок. Принять меры к охране важнейших пунктов в городе (почта, телеграф, домзак)».

Из записки ОГПУ, посланной в Москву по прямому проводу из Сибири 21 февраля 1930 г. Сов. секретно:
«С 15-го по 20-е февраля ликвидирована одна повстанческая организация из села Усыган Иркутского округа, которая готовилась к вооруженному выступлению 17 февраля и которое было предупреждено ликвидацией...
При аресте 26 человек собралась толпа женшин у сельсовета, поднявшая истерический плач... Толпа была рассеяна... Арестовано дополнительно 31 человек».
Число арестованных, судя по донесению, росло как снежный ком: несколькими строками ниже в «Записке» фигурирует цифра — 311 арестованных. Потом еще — 1054. И — всего за неделю — 6113! Эта огромная для села цифра показывает, что, скорее всего, аресты велись поголовно, чтобы отбить охоту к выступлениям не только в этом селе.

Множество информационных писем ОГПУ «наверх» сплошь было составлено из доносов «доброхотов», не оставлявших без внимания ни единого слова против советской власти, сказанного земляками. Вот, к примеру, донос на Кузьму Якимцева из села Алексеевка Новосибирского района, говорившего: «Что же это за напасть такая на бедных крестьян — везде грабеж, загоняют в коммуны, а не хочешь — вышлют тебя к чертовой матери или осудят».
Беднячка Вера Лаптева из села Шарчино Битковского района: «Черт знает что творится. Кулаков угоняют, середняков разоряют, а бедноту не снабжают хлебом. Как видно, всем придется заживо приготовить себе могилы и подыхать от голода».
В поселке Мостовой Гусино-Бродского сельсовета Новосибирского района середняк Родионов Александр на сборном пункте, где отправляли кулаков на высылку, призывал: «Товарищи! Что же мы смотрим, какие они кулаки? Сегодня отправляют их, а завтра отправят нас. Не нужно этого допускать, надо нам их освободить и поставить вопрос так, чтобы их не брали». Большинство собравшихся Родионова не поддержало.

В том, наверное, и заключалась беда, что по разным причинам не поддержали люди друг друга. Не взялись за руки, чтобы отстоять свое право свободно работать на родной земле, не сумели сплотиться, когда творилось насилие. А оно, безнаказанное, только усиливалось. Одни боялись связываться с властями, которые не знали снисхождения, другие польстились на имущество высылаемого соседа — на его пимы или поросенка, на шапку, банку сметаны... Так или иначе, но не услышали своих здравомыслящих земляков — и проиграли все. И страна на долгие годы погрузилась в нищету и неволю.
Так было...

Галина Ронина