
Портрет Джованни Торнабуони
Доменико Гирландайо (1449—1494) — художник Раннего Возрождения, точнее — перехода от Раннего к Высокому, еще точнее — художник упадка кватроченто, как называется итальянский, особенно флорентийский XV век.
«Флоренция была колыбелью кватроченто и его саркофагом»,— писал в «Образах Италии» историк искусства Павел Муратов (1911 год). И продолжал: «Кватроченто выражает свое содержание в накопленных им вещественных образах. У этой эпохи нет стремления к глубине, она может показаться бедной идеями и прозрениями. Данте (XIV век.— В. А.) увлекает наше воображение в подземные пропасти или уносит его к небесным сферам... его мысль всегда уходит от поверхности земли. Но кватроченто как раз больше всего любило землю... Содержание кватроченто исчерпывается таким простым понятием, как жизнь в мире. Никогда человечество не было так беззаботно по отношению причины вещей и никогда оно не было так чутко к их явлениям. Мир дан человеку, и так как это — малый мир, то в нем драгоценно все, каждое движение нагого тела, каждый завиток виноградного листа, каждая жемчужина в уборе женщины. Для глаза флорентийского художника не было ничего малого и незначительного в зрелище жизни. Все составляло для него предмет познания.
Но знание вещей, к которому стремился человек кватроченто, нисколько не похоже на то знание, которое составляет гордость нашего века... Там, где мы видим общее и, значит, всегда чужое, там художник кватроченто видел особенное и свое! Это сделало возможным торжество индивидуализма во флорентийском искусстве и флорентийской истории. К этой истории едва ли даже можно подходить с безличным собирательным понятием о народе. Может быть, единственным верным рассказом об истории Флоренции в .XV веке был бы рассказ о судьбе каждого из ее обитателей...»
Так вот, Гирландайо и был одним из них — счастливых обитателей счастливой Флоренции, о которой говорил с нескрываемым восторгом: «Прекрасная, гордая своими победами, своими ремеслами, своими зданиями, она наслаждается обилием всего, здоровьем и миром».
Его подлинное имя — Доменико ди Томмазо Бигорди. Считается, что его отец — искусный золотых дел мастер — настолько прославился выделкой ювелирных украшений для флорентийских женщин, что был ими прозван Ghirlandajo, то есть «изготовитель гирлянд», и прозвище это стало фамилией его сыновей и внуков. Подростком Доменико работал вместе с отцом и готовился унаследовать его ремесло, однако, по словам Вазари, «постоянно упражняясь в рисунке», «зарисовывал всякого, кто только ни заходил в мастерские, схватывая сходство на лету», и вскоре ни у кого не осталось сомнений, что его призвание — живопись.
Это, как ни странно, почти всё, что мы знаем о жизни Гирландайо. Вазари, не жалеющий слов для похвал его живописи, крайне скуп на детали биографии. Учителем Гирландайо был живописец и мозаичист Алессо Бальдовинетти, чьей главной работой была роспись капеллы кардинала Португальского в Сан Миньято. В его манере еще сохранялось что-то архаичное, какая-то наивность прошлых времен, фресковую живопись он понимал как простое украшение храма. И надо сказать, тот же недостаток структурной связи между настенной росписью и концепцией архитектурного пространства в какой-то мере присущ и работам Гирландайо. Впрочем, Бальдовинетти известен еще и особым вниманием к пейзажу; его даже называли (не без преувеличения) первым пейзажистом во Флоренции. Что ж, мы и у Гирландайо встречаем глубокие дали, реки, холмы, деревья, скалы, средневековые башни с узкими окнами, а также фрагменты античных колоннад, которые он, будучи в Риме, изучал и зарисовывал, а затем во множестве фресок вписывал в тосканский пейзаж.
Вообще, соблазны оригинальности не искушали его; ни сильной воли, ни самолюбия у него, наверное, не было. Он был — «как все». Хотя, естественно, талантливее многих. Он покорно следовал художественным тенденциям и даже поветриям своей эпохи. Например,— писал советский искусствовед В. Н. Лазарев,— «когда во Флоренцию (в конце 1470-х годов.— В. А.) был привезен знаменитый алтарный образ Гуго ван дер Гуса, исполненный для богатого флорентийского купца Портинари.. у флорентийских живописцев открылись глаза на красоты нидерландской живописи». Увлекся ею и Гирландайо. Он перенял «сияющие краски» ван дер Гуса, но вовсе не был затронут его пафосом. Он едва ли испытывал потребность наставлять, учить и спасать мир. Ему, подчеркивал Лазарев, «не хватало темперамента и творческой фантазии. На всем его искусстве лежит печать прозаизма». Сказано верно, хотя и не очень доброжелательно.
Можно, пожалуй, согласиться и с Муратовым, назвавшим Гирландайо «посредственностью» (разумеется, если принять во внимание, что для Муратова, влюбленного в кватроченто, и посредственность гениальной эпохи несла на себе отблеск гениальности). Короче, главное в Гирландайо, что определило его творческий облик,— это духовная трезвость и духовная обыкновенность (очень обаятельная черта, если, конечно, не связана с пошлостью и скудоумием). В живописи Гирландайо много тонкости и какая-то особенная печаль, которую трудно определить словами. Он, кажется, понимал (а скорее, чувствовал), что возможности искусства не беспредельны и художник не может ничего, кроме как написать хорошую картину, и поэтому он должен стараться писать хорошо и больше ни на что особенно не рассчитывать.
Вот краткая хронология основных работ Гирландайо: 1475 год — фрески соборной церкви в Сан-Джиминиано; 1480 год — фреска «Призвание к апостольству Петра и Андрея» в Сикстинской капелле; 1483— 1485 годы — сцены из жизни святого Франциска Ассизского в церкви Санта-Тринита во Флоренции; 1486—1490 годы — росписи в церкви Санта-Мария-Новелла (из жизни Иоанна Крестителя и Девы Марии),
Широчайшую известность у флорентийцев доставило Гирландайо его обыкновение помещать в церковно-исторических изображениях портреты современников (в качестве зрителей или свидетелей события) для увековечения памяти о них. Гирландайо обыкновенно облекает фигуры зрителей в тогдашний обычный костюм и окружает их богатой флорентийской архитектурой. На его фресках мы видим его самого, его отца, братьев, Давиде и Бенедетто, много помогавших ему в работе, Бальдовинетти, правителя Флоренции Лоренцо Медичи, мыслителей и поэтов Анджело Полициано и Марсилио Фичино и еще других, бывших гордостью флорентийского Ренессанса.
В отличие от них Джованна Торнабуони, урожденная дельи Альбицци, на портрете (одном из шедевров Гирландайо), написанном в 1488 году, не сыграла никакой исторической роли. Она была флорентийской матроной — женой Джованны Торнабуони, заказчика, покровителя, а может быть, и друга художника. В этой не очень красивой, роскошно одетой молодой женщине Гирландайо писал не «психологию» или социальный статус — он писал спокойствие, минуту неподвижности и тишины, чуть ли не абстрактное понятие покоя. Портрет Джованны Гирландайо писал за несколько месяцев до ее кончины, однако ни тени рокового предчувствия мы не замечаем в холодном, ко всему безучастном выражении лица.
текст В. Алексеев
После этой статьи часто читают:
Просмотрено: 10519 раз