Художник Владимир Егорович Маков­ский (1846-1920), знаменитый мастер рус­ского жанра, родился в Москве, в просве­щенной и постаринному хлебосольной се­мье, в которой любили искусство и почи­тали художников. Отец, Егор Иванович, сам художник - любитель, был страстным собирателем картин. В доме висели рабо­ты Тропинина, Кипренского, Брюллова. Мать, Любовь Корнилиевна, была певицей. Похоже, для детей этой семьи искусство было единственным вариантом жизненно­го выбора. Художниками стали все они - три брата и сестра. В 1861 году, когда Владимир Маковский поступал учиться в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, его старший брат Константин уже прославился своей примечательной исторической картиной на сюжет о Дмит­рии Самозванце. Однако театрально - приподнятая, эффектно - красноречивая жи­вописная манера Константина не увлекла Владимира, возможно, - оттолкнула его. Видимо, он хотел обособиться от брата, стать поскорее самим собой. Как бы то ни было, все внимание молодой Владимир Маковский обратил на скромные сюжеты, на простых людей, на то, что называется «поэзией обыкновенности».
Отсчет художественных успехов Маков­ского идет с 1869 года, когда за карти­ну из жизни крестьян он получил звание классного художника 1-й степени с золо­той медалью Виже-Лебрен за экспрессию письма. Названия его картин рубежа шестидесятых - семидесятых годов говорят сами за себя: «Игра в бабки», «Придвор­ные певчие», «В приемной у доктора». За хорошее знание и понимание быта его считали последователем Перова; однако исследователь справедливо замечал, что ему «чужда обличительная тенденциоз­ность Перова». В нем созревал художник - рассказчик, наблюдатель людей и обстоя­тельств, взирающий на них достаточно трезво, но без малейшей беспощадности. Напротив, щемящая сердце доброта к лю­дям - самая сильная сторона хотя бы картины «Любители соловьев», написан­ной в 1872-73 годах, за которую Маков­ский получил звание академика. Он напи­сал в низкой комнате с подслеповатым оконцем, с божницей в углу трех стари­ков, слушающих пение соловья в клетке, висящей под потолком. Повесть жизни каждого из них прочитывалось легко и однозначно: это простые люди, бедные, одинокие, несчастные, которым только и осталось радости в жизни, что слушать пленного соловья да чаевничать друг с другом.
Оглядывая сейчас наследие Маковского в целом, трудно не заметить, что творче­ская удача сопутствовала ему главным об­разом тогда, когда он писал людей, прямо задетых драматическим ходом русской ис­тории. Он работал в эпоху распада патри­архального быта, опиравшегося на кре­постнический уклад, когда в России фор­мировались какие-то новые общественные структуры и, следовательно,- новые от­ношения между людьми, и многое если не все в происходящем было непривычно, затруднительно и непонятно и не позволя­ло в наступающих обстоятельствах чувст­вовать себя как дома. Можно, наверное, сказать, что в лучших своих созданиях Ма­ковский и был художником людей, поте­рявших уверенность и ощущение надеж­ности жизни. Вот, например, его картина «Крах банка» (1881). Кого только нет в толпе, явившейся в прогоревший банк,- и генерал, и вдова - помещица! кто в обмо­роке, кто в истерике; истуканом стоит монументальный жандарм, а по самому краю полотна бочком и украдкой проби­рается, торопясь уйти незамеченным, юр­кий чиновник-негодяй, прячущий в карман ценные бумаги, уворованные при ликви­дации... Вот другой шедевр Маковского - «Свидание» (1883). Молодая крестьянка, пришедшая из деревни повидаться с сы­ном, отданным в учение в город. Замо­ренный мальчонка - подмастерье кусает по­даренный матерью калач, а женщина в платке смотрит на него с молчаливой мучительной скорбью, исключающей бур­ное проявление чувств, потому что слова­ми или слезами не помочь, - разлука их безысходна, будущее предопределено, им никогда уже не жить вместе...
Надо сказать, что шедевров, подобных этим, у Маковского сравнительно немно­го. Он не был художником - философом (а когда, бывало, пытался философство­вать - терпел сокрушительное пораже­ние, как, например, в ходульных и рито­ричных полотнах о Ходынке или Девятом января, написанных, понятно, значительно позднее). Область Маковского - быт, а не история. Область его шедевров - быт, взорванный историей. Там же, где течение жизни проходило в привычном и благопо­лучном русле, Маковский оставался всего лишь бытописателем. Разумеется, он стре­мился как можно шире охватить русскую жизнь, и, действительно, мы с интересом разглядываем на его картинах и сановников, и дельцов, и чиновников, и мещан, и колоритных обитателей городского дна, юношей, старце ), женщин и детей. Все это имеет теперь приеимущественно историче­скую ценность, правда, немалую - в част­ности, из-за обилия деталей и подроб­ностей. Помимо основной ситуации в кар­тине, Маковский огромное значение при­давал интерьеру и натюрморту, справед­ливо полагая, вещи характеризуют время никак не меньше, чем человек.
Теперь о картине «На бульваре». Это, конечно, тоже шедевр - едва ли не по­следний в творчестве Маковского. Маков­ский написал его в 1886 году (ныне хра­нится в Третьяковской галерее). Стасов, всегда хваливший Маковского шумно, го­рячо и, пожалуй, неумеренно, описывал ее так: «К молодому мужу, мастеровому, пришла из деревни жена с ребенком. Они сидят на скамейке, под деревьями, на бульваре. Муж немного выпил, у него щеки рдеются, он играет на гармонике, за­ломив голову, о жене и ребенке, кажется, позабыл думать. А она, с довольно тупым и животным выражением, сидит, потупив­шись в землю, и, кажется, ничего, бед­ная, не понимает, и не думает. Такой глубоко верный тип Владимир Маковский, да и кто угодно у нас, в первый раз затронул». В этом описании все точно, кроме «тупого» выражения в глазах женщины. Стасов, как это с ним часто бы­вало, в угоду тенденции (в данном слу­чае, вере в серьезное преимущество го­рода перед «темной» русской деревней) говорил против всякой очевидности. Ма­ковский же, невосприимчивый к «тенден­циям», увидел вещи в гораздо более правильном свете. Не тупость, а отчаяние в глазах молодой женщины (здесь ощутима перекличка со «Свиданием»). Жизнь, заве­денная в тупик. Возможно, не умом, но сердцем женщина отлично понимает по­ложение дела,- гораздо лучше, нем ее подвыпивший муженек (но ведь он пьет, чтобы ничего не понимать, не думать), В этой картине - редкая у Маковско­го, удивительно сильная лирическая атмо­сфера. И потому, что это - картина о несчастной любви, о сломленной жизни. И потому, что это - картина о любимом городе. С нежностью и восторгом Ма­ковский написал московскую даль, город­ские крыши, серенькое небо, голые де­ревья и рисующйся в глубине еле раз­личимый силуэт церкви.

автор: В. Алексеев