
Аркадий Пластов. «Полдень»
И отец, и дед, и прадед Аркадия Пластова были художниками, то есть, собственно говоря, были они крестьянами села Прислониха Симбирской губернии, но исстари так повелось в селе, что мужики рода Пластовых наследственно трудились над украшением сельской церкви. Неизвестно, хорошо ли владели они кистью, зато не вызывает сомнений факт, что именно через семью сам Аркадий впервые приобщился к живописи...На склоне лет народный художник СССР Аркадий Александрович Пластов {1893—1972) рассказывал, что был он еще мальчонкой, когда однажды пришли в родную Прислониху настоящие мастера — умельцы-«богомазы» и сход обратился к ним с просьбой «подновить и дополнить то, чем отец с дедом изукрасили нашу церковь... вот тут-то и началось то настоящее пленение мое искусством, от которого я уже больше не освободился. Решение было — раз и навсегда: «быть только живописцем и никем более...»
Однако немало времени утекло, пока решение исполнилось, а мечта сбылась. Окончив сельскую школу, Пластов поступил в духовное училище в Симбирске, потом в семинарию. И только в 1912 году доброхоты выхлопотали ему стипендию от городской земской управы, и отправился он в Москву — учиться художеству сначала в Строгановском училище, а потом в Училище живописи, ваяния и зодчества заниматься художественным ремеслом: резьбой по дереву и слоновой кости, литьем из бронзы, а для живописи, о которой и были его мечты, оставались часы немногие. Правда, он старался не потерять их даром, и часто видели его в мастерских А. Васнецова, Архипова, Пастернака, Машкова — их-то он и называл впоследствии своими настоящими учителями.
В революционном 1917 году Пластов вернулся в Прислониху, там и остался, временно потеряв связи с Москвой. Как безземельный, он получил надел, крестьянствовал, в 1918 году организовал в Присло-нихе комбед. И естественно, писал, с живописью сроднился. «Без воздействия творческой среды, один на один с природой,— замечает искусствовед С. Кузнецова,— он искал свой метод познания жизни и претворения ее в образах».
Что и как писал Пластов в годы гражданской войны и потом все двадцатые годы, мы теперь уже не узнаем: в 1931 году пожар, спаливший дотла полсела, уничтожил все картины и рисунки Пластова. В том же году вступил он в колхоз. Начиналась совсем другая жизнь — как будто заново. И очень быстро, словно повинуясь общему стремительному темпу начала тридцатых годов, Пластов, уже достаточно внутренне зрелый, осознает себя художником обновления деревни — свидетелем и певцом колхозного строительства. В 1935 году несколько картин Пластова, впервые показанные в Москве, имели успех немалый, и вскоре он получил ответственное задание — написать картину для выставки «Индустрия социализма», предполагавшейся через несколько лет. Так появилась лучшая, во всяком случае, самая характерная картина «раннего Пластова» — «Колхозный праздник» (1937). Пластов написал широкое застолье под открытым небом перед зданием сельсовета, транспарантЦ и флаги, реющие на ветру, ясный, пронзительно светлый день, какие бывают в начале осени — в пору урожая, груды только что собранных плодов на столах, фигурные самовары, степенно беседующих бородатых мужиков, веселых парней с гармонями, смеющихся женщин в цветастых платьях, детей и много цветов. Искусствоведы назвали «Колхозный праздник» картиной-«массовкой»; нет в ней главных и второстепенных лиц, всем уделено одинаковое внимание, и, глядя на нее, понимаешь — Пластов писал не отдельных людей, его задача была сложнее и выше: он стремился создать собирательный образ всего народа на данном этапе его истории.
Всякий, кто знает советскую живопись военных лет, знает и картину Пластова «Фашист пролетел», написанную в самую трудную военную пору, в 1942 году. И в самом деле, нельзя забыть тихий, щемящий сердце русский перелесок, упавшего ничком на землю пастушонка с простреленной головой, еле видный над горизонтом крестик фашистского самолета. Эта картина потрясает своей классической простотой. В годы войны Пластов немало поколесил по фронтовым дорогам, видел, в частности, окружение и разгром немцев под Сталинградом. Картины его отличал в ту пору суровый, почти стальной колорит — живописный синоним боли и гнева.
Зато в победном 1945 году картина «Сенокос» буквально обжигала глаза ярким разноцветьем буйной и сочной травы по пояс человеку; начинала, казалось, кружиться голова от раскаленного воздуха жаркого дня, ядреного запаха тяжкой, но счастливой работы: мощным и ровным рядом шли один за другим косари, и скошенная трава мягко стелилась за ними. «Я, — говорил Пластов, — когда писал эту картину, все думал: ну, теперь радуйся, брат, каждому листочку, радуйся — смерть кончилась, началась жизнь».
Он так и оставался до конца прежде всего художником радости жизни, художником неисчерпаемых душевных богатств, которые открывает в человеке мирная и любимая работа. Его картины, неброские по мотиву, лишенные эффектов, которых, как настоящий мастер, Пластов чуждался и которые презирал* отличаются, между тем, большой живописной, в особенности колористической, культурой. С точки зрения истории отечественной живописи, Пластов — прямой продолжатель «крестьянской» линии передвижников, обогативший ее колористической культурой художников начала века. Он оказался прочным звеном в единой цепи национальной живописной традиции.
Картина «Полдень», которую мы репродуцируем, была написана Пластовым в 1961 году, теперь хранится в Русском музее и представляет собой одно из многих произведений его зрелого периода — сходных по уровню и живописному качеству картин Пластов написал много. Тут же, помимо яркости теплых красок, вообще преобладавших в палитре художника, помимо его острого чувства композиции, заставившего сделать невидимой линию горизонта, чтобы сильнее ощутился благословенный холод колодезной воды в спертой духоте знойного пекла в разгаре крестьянской страды, обратите внимание и на частную деталь — на мотоцикл, на котором прикатили эти мужчина и женщина. Этот мотоцикл точно и безошибочно «датирует» полотно так, что мы, зрители, ощущаем не только время дня, время .года, но больше того — сразу узнаем отрезок исторического времени, когда уже далеко позади годы революции и великого перелома, грозные военные годы и мирная жизнь прочно установилась на мирной земле.
Пишущие о Пластове часто приводят отрывок из письма, написанного ему в 1955 году великим живописцем Мартиросом Сарьяном. Мы тоже хотим привести эти слова — трудно, по совести, сказать лучше:
«...Спасибо Вам за Ваше прекрасное русское сердце, стойко борющееся за настоящее искусство, делающее честь великому народу. Все те качества, которыми обладает русский народ, чувствуются в каждом Вашем мазке. Продолжайте смело в том же духе без всякой угодливости и желания понравится кому-нибудь. Все, что Вы делаете, — прекрасно, очень интересно и своеобразно и по-настоящему искусство, ибо идет от сердца...»
После этой статьи часто читают:
Просмотрено: 13654 раз