Едва ли не каждый, кто когда-либо пи­сал о Майн Риде, начинал с того, что его биография стоит самой увле­кательной из его книг.
Удивительно, что они совсем не устаревают с течением времени. Да­же напротив: кажется, что время, скрадывая детали и подробности, все ярче высвечивает их главную суть. Они давным-давно утратили ак­туальный интерес: эпоха работоргов­ли и войн с индейцами канула в про­шлое. А что касается исторической ценности, то романы, скажем, Фенимора Купера или Марка Твена тракту­ют те же сюжеты с гораздо большей глубиной. Обаяние книг Майн Рида другой природы. Пожалуй, можно ска­зать, что они и сегодня пленяют и очаровывают нас заключенной в них энергией повествовательности: своим стремительным темпом; выпуклой картинностью сцен и жес­тов; полной ясностью представлений о добре и зле, которой нам зачастую недостает в повседневности; наконец, бравурным ощущением праздника жиз­ни, которое само по себе драгоцен­но и достойно зависти.

Очерк биографии
Ирландец по национальности, Томас Майн Рид родился в 1818 году в се­мье священника, юношей наотрез от­казался следовать по стопам отца и в результате какой-то бурной се­мейной сцены (подробности ее неиз­вестны) отправился в 1840 году в Америку, подобно другим искате­лям счастья.
Он пробовал стать торговцем, но быстро прогорел; служил на план­тациях под Новым Орлеаном, и горькая участь негров-невольников преисполнила его сочувствием к ним и стыдом за белую расу; выступал (без успеха) на театральных подмостках; был школьным учителем, но и тут не преуспел. «К этим годам, — по замечанию биографа, — относятся его далекие путешествия по великим рекам, пустыням и плоскогорьям Южных штатов и Мексики». За этой короткой фразой как раз и скрывается большая часть приключений, испытанных Майн Ридом. Великие американские реки были порожисты и бурливы; в пустынях и на плоскогорьях обитали дикие звери, с хриплым ржанием носились стада мустангов, да и люди встречались» всякие. Нравы в Америке царили тогда простые и грубые, редкий спор не приводил к выстрелам, и все, о чем рассказано в книгах Майн Рида, сам он узнал отнюдь не с чужих слов...
В 1843 году Майн Рид обосновался в Филадельфии, занялся журналистикой и близко сошелся с Эдгаром По. Позднее он написал отцу: «Три или четыре года вел я жизнь литератора, полную борьбы. Я не сковал себе крыльев из золота, но зато поднялся к вершинам Парнаса». Вероятно, это преувеличение было продиктовано желанием доказать, что он не обманулся в выборе жизненного пути. На самом-то деле Майн Рид вовсе не достигал парнасских вершин - он оставался в те годы всего-навсего заурядным газетчиком, правда, умелым и наблюдательным.
В 1846 году, когда Соединенные Штаты начали войну с Мексикой из-за Техаса и Калифорнии, Майн Рид поступил в американскую армию. По свидетельству документов, он не раз проявлял безумную отвагу, дослужился до капитанского чина и, тяжко раненный в одном из боев, был всеми сочтён погибшим. Тогда-то, прикованный к постели, медленно оправляясь после ранения, Майн. Рид и начал свой первый роман «Вольные стрелки». Но время окончательно стать писателем еще не наступило для него.
В 1848 году по Европе прокатилась волна революций, и как только вести о ней достигли его слуха, он отложил перо в сторону, быстро снарядил отряд таких же, как и сам, смельчаков и двинулся в Европу сражаться на баррикадах. Но сразу понял, что опоздал: как раз подавлялись последние вспышки восстания в Венгрии. Это был сильный удар, пережитый Майн Ридом очень болезненйо.
Майн Рид поселился в.Лондоне и тут уж по-настоящему принялся за романы. В 1850-х годах он, помимо многих других, написал несколько лучших своих романов: «Квартеронку», «Белого вождя», «Оцеолу, вождя семинолов». Но все еще не мог примириться с мыслью, что время приключений и подвигов прошло. В Лондоне он подружился с вождем венгерской революции Лайошем Кошу-том, жившим в изгнании, и помогал ему в конспиративных делах. Позднее с нескрываемым восторгом следил за борьбой Джузеппе Гарибальди и всей душой стремился в Италию — стать под знамена гарибальдийцев, что почему-то не удавалось ему.
Позднее Майн Рид снова отправился в Америку, словно собирался догнать свою молодость и заново пережить ее. Ничего не получилось из этой погони за прошлым — он вынужден был вскоре вернуться, осознав, что уже не юноша; к тому же старая рана давала о себе знать. В 1870 году Майн Рид навсегда осел в Англии.
С годами «неутомимый ездок и странник, Майн Рид превратился в калеку: он не мог передвигаться без помощи костыля». Его жена Элизабет была ему другом, сиделкой и ангелом-хранителем; он говорил, что пропал бы без нее. Писательство стало единственной доступной ему формой самовыражения. Майн Рид писал не переставая, и еще после его смерти в 1883 году какое-то время продолжали выходить в свет его книги — те, что он не успел или не захотел опубликовать сам.

Когда настанет час испытаний
Писательское наследие Майн Рида огромно и, конечно, неравноценно. Он написал достаточно много слабых и неинтересных книг. О них говорить нечего, да никто их и не читает те­перь. Напротив, лучшие романы Майн Рида читаются широко и повсеместно и оставляют цельное и яркое впечат­ление.
Прежде всего, это книги герои­ческие. В них говорится обычно о молодом человеке, попавшем в водо­ворот грозных, стремительных, часто зловеще-загадочных (Майн Рид неда­ром дружил с Эдгаром По) событий, перед лицом которых герой ведет се­бя самым достойным образом. Могут заметить, что такова универсальная формула приключенческого романа. Ра­зумеется. Однако Майн Рида отличают неукоснительное упорство и физиче­ски ощутимая дрожь волнения, с ко­торыми он воплощал эту формулу из книги в книгу, не боясь показаться однообразным. Вероятно, для него са­мого она была не столько условием жанра, сколько способом воспринимать жизнь, которая казалась ему главным из приключенческих романов, и потому он так заинтересованно и серьезно подходил к делу.
Майн Рид неисчерпаемо щедр, со­общая всякого рода полезные сведе­ния из области ботаники, зоологии, этнографии, военного и морского де­ла; он любит советовать, как поступать в тех или иных опас­ных ситуациях. Все это пригодится, когда настанет час,— грозный и вож­деленный час испытаний. Вот, оче­видно, пафос, воодушевлявший его. Он не популяризатор, а путешествен­ник, мореход, солдат. Не любовь к знанию, а страсть к приключениям водила его пером. Естественно, это не умаляет познавательного значения его романов, но хотя бы из уваже­ния к истине стоит правильно оце­нить источник этой эрудиции.
Нечего и говорить, как близко подобное мироощущение любому нор­мальному подростку, который в рома­нах Майн Рида с легкостью распоз­нает приметы родной души. Тут и объяснение того факта, что рома­ны Майн Рида вот уже более ста лет являются самой чтд ни на есть классикой детского чтения, тут и залог того, что они останутся ею еще долго.

Педагогика романов Майн Рида
В 1874 году знаменитый публицист Николай Васильевич Шелгунов помес­тил на страницах журнала «Дело» большую статью о Майн Риде под наз­ванием «Детский романист», которую и сегодня еще прочесть поучительно. Мы отнюдь не всегда соглашаемся с его оценками, нам кажется, что подчас он излишне суров к Майн Ри­ду, но вместе с тем он высказывал ясное мнение, что всегда достойно внимания, да и многие его замечания остры и верны.
«Перед вами развертывается, — писал Шелгунов о книгах Майн Ри­да, — блестящая панорама, по-види­мому, разнообразных и эффективных картин, вам как бы дают действитель­ную жизнь, а между тем от майн-ридовской действительности веет мечтательностью и вы чувствуете себя в нарисованной природе и сре­ди нарисованных людей. У Майн Рида никто не держит себя запросто... У него даже бананы и пальмы явля­ются в необыкновенных положениях и желают быть исключением, а не пра­вилом. Искренность и простота ге­роям и природе Майн Рида неизвест­ны». Майн Рид, утверждал Шелгунов далее, «стоит постоянно на той опа­сной точке зрения, которая приво­дит к фантазии и вымыслу...»
Строгий шестидесятник, Шелгу­нов не оставлял в своей эстетике места фантазии — она казалась ему величиной заведомо отрицательной. Оговорив это, можно сказать, что общий характер прозы Майн Рида был схвачен им весьма верно.
Несомненно, все, что писал Майн Рид, представляло собой вымы­сел чистейшей воды. Он не был ни мастером характеров, ни психоло­гом. Душевные переживания героев возникали у него как по мановению волшебной палочки — такие, какие были нужны для вящей наглядности и эффекта, а потом сменялись дру­гими, нужными для следующей сцены, возможно, он даже не замечал, что они не связываются. Майн Рид цели­ком отдавался описанию конкретного эпизода, пластика и динамика эпи­зода заслоняли для него все. Зато он и переживал эпизод со всей полнотой, волнуясь, кажется, не меньше своих героев, испытывающих смер­тельные опасности. Он и смеялся, и плакал вместе с ними.
Есть что-то детское в писатель­ской манере Майн Рида, в его писа­тельском чистосердечии и неиску­шенности. Его описания природы час­то оставляют двойственное впечатле­ние: трудно решить, чего в них боль­ше — дотошной пристальности натура­листа или отроческого упоения зву­чанием красивых и непривычных слов: саванна, иксия, эвкалипт...
Майн Рид самозабвенно увлекался словами, любил их терпкую звуковую плоть; экзотические слова и назва­ния вызывали у него трепет востор­га... Целые каталоги тропической флоры и фауны бытуют на страницах его романов. Это, так сказать, опо­знавательный знак писательской манеры Майн Рида. Отметил его в своей статье и Шелгунов, похвалив Майн Рида за то, что тот посредством сво­их перечислений и описаний учит де­тей воспринимать природу конкретно: «научает детей понимать явления природы без фантазии и учит их прос­тому, реальному отношению к фактам действительности».
Шелгунов серьезно подходил к во­просу о воспитательном значении творчества Майн Рида. Он пенял Майн Риду на то, что обилие бурных страстей в его романах способно, распалив воображение, дать вредное направление уму подростка. Напро­тив, он видел безусловную заслугу писателя в том, что тот «редко мо­рализирует и обращается со своими читателями как с равными». Он тре­бовал от него «не только верных фак­тов и верных идей, Но и таких фак­тов и идей, которые бы имели по­лезное воспитательное влияние», и сетовал, что «Майн Рид не вос­питатель и не педагог, его задача дать занимательное чтение, а нас­чет каких влияний создается эта занимательность — Майн Рид, по-видимому, вовсе и не думает...»
Но тут Шелгунов определенно оши­бался. Конечно же, Майн Рид думал над тем, какова, так сказать, нрав­ственная цена его авантюрных сюже­тов и не влечет ли за собой нрав­ственных издержек безоглядное погру­жение в океан вымысла, к которому он приглашал своих читателей. Он бы немедленно бросил писать, ес­ли бы увидел, что его книги питают дурные инстинкты подростков. Майн Рид был исключительно чистым чело­веком.
Мы уже упоминали вначале, что книги Майн Рида основаны на кате­горически ясном различении добра и зла. В ущерб не морали, а жизнен­ной достоверности он окрашивал лю­дей и обстоятельства только в две краски — черную и белую. Он не приз­навал полутонов, и если изредка и пытался воспользоваться ими, всег­да терпел жестокое поражение...
Видимо, Шелгунов и сам чувство­вал, что в жесткие рамки его тре­бований не укладывается живая ткань майнридовской прозы и что-то суще­ственно важное в ней остается за бортом его статьи. Поэтому он закан­чивает статью несколько неожиданно: «Чтобы составить о Майн Риде точное понятие, нужно прочесть его всего, от первого до последнего тома, нуж­но взвесить его pro и contra, вычесть минусы из плюсов; но даже и при таком математическом... приеме не совсем легко решить, какое Майн Рид оставит господствующее впечат­ление в детской душе...».

«Всадник без головы»
Этот роман, написанный в 1866 году,— вероятно, самый известный и читаемый теперь роман Майн Рида. Пожалуй, он заслужил свою известность, потому что лучше любого другого позволяет оценить приемы письма Майн Рида и нравственную доброкачественность его прозы.
Во-первых, роман до последней строки держит читателя в неослабевающем напряжении и отпускает его с зарядом бодрости — кажется, будто ты сам носился по прерии на резвой лошади, полной грудью вдыхал грозовой воздух и напрягал последние силы в борьбе за восстановление попранной справедливости — борьбе, под конец увенчавшейся успехом, благодаря чему испытываешь удовлетворение и глубокий покой... Такого эффекта соучастия в действии достигал далеко не каждый писатель из более умелых и крупных, чем Майн Рид, и объяснить его только и можно тем особенным комплексом писательских и человеческих свойств, присущих Майн Риду, о котором в самых общих чертах мы пытались сказать выше.
Во-вторых, это удивительно гуманный роман. Рисуя картину ужасного преступления, Майи Рид не оставлял у читателя и тени сомнения в том, что преступлению нет места в человеческой жизни, потому что люди, пока они остаются людьми, поднимаются против него единодушно и безоглядно.
И наконец, это в своем роде роман-притча — роман об испытаниях, которые претерпевает чистая душа в суровых обстоятельствах. Главный его герой, Морис Джеральд, выступающий в образе мустангера — охотника за дикими лошадьми, чтобы на последних страницах оказаться ирландским баронетом, ведет среди хитросплетений головоломного сюжета ясную и чистую линию — никакая тень не ложится на него. Даже подозрение в убийстве ни на минуту не пятнает его в глазах читателя. Любимая Джеральда, Луиза Пойндекстер, тоже безупречна; прекрасная, как ангел, она проносит через весь роман непоколебленную веру в своего избранника, и этим, собственно говоря, исчерпывается ее роль в романе.
Майн Рид так ревниво оберегает душевную чистоту и безупречность своих героев, что даже избавляет их от борьбы за свое счастье: кошмарный клубок интриги, опутавшей их по рукам и ногам, распутывают другие. В первую очередь — Зебулон Стумп, старый охотник и следопыт: он-то и докопался в конце концов до правды, оправдал Джеральда и указал преступника. Он олицетворяет у Майн Рида деятельное добро, соединяя в себе опытность и сердечность, мудрость и догадливость. Это самый полнокровный и богатый образ романа.
А вот преступнику — капитану Кассию Кольхауну, негодяю с черной и завистливой душой, в романе предуказан один путь: от своекорыстных помыслов он стремительно движется к страшному преступлению. Майи Рид не знает полутонов: злодей у него на то и злодей, чтобы дойти до вершин злодейства...
И по-человечески Майн Рид был, конечно, прав, когда вот так распределял свет и тени в своем романе. Он ясно видел, что добро под угрозой, а зло страшно, что мира между ними нет и быть не может, и потому резко противопоставлял их друг другу, не оставляя, однако, сомнения, что добро победит.

В. Жуков