Это была первая картина, в которой Вик­тор Михайлович Васнецов (1848—1926) предстал перед публикой и собратьями-ху­дожниками в новом свете. Все, что он раньше делал в живописи, носило отпеча­ток несамостоятельности, даровитой вторичности, скорее метаний, нежели обре­тений, и в общем совсем не удовлетворяло его. Человек по натуре упорный, знающий себе цену, но слишком погруженный в се­бя, а поэтому довольно робкий и неуве­ренный в делах и общении, Васнецов, вероятно, не столько искал себя в первый период своего творчества, сколько не ре­шался раскрыть свою настоящую сущ­ность — сущность художника-мечтате­ля, пламенного ревнителя русской стари­ны.

Доменико Гирландайо (1449—1494) — худож­ник Раннего Возрожде­ния, точнее — перехода от Раннего к Высокому, еще точнее — художник упадка кватро­ченто, как называется итальянский, осо­бенно флорентийский XV век.
«Флоренция была колыбелью кватро­ченто и его саркофагом»,— писал в «Об­разах Италии» историк искусства Павел Муратов (1911 год). И продолжал: «Кват­роченто выражает свое содержание в накопленных им вещественных образах.
У этой эпохи нет стремления к глубине, она может показаться бедной идея­ми и прозрениями. Данте (XIV век.— В. А.) увлекает наше воображение в подземные пропасти или уносит его к небесным сферам... его мысль всегда уходит от поверхности земли. Но кватро­ченто как раз больше всего любило землю... Содержание кватроченто исчер­пывается таким простым понятием, как жизнь в мире. Никогда человечество не было так беззаботно по отношению причины вещей и никогда оно не было так чутко к их явлениям. Мир дан человеку, и так как это — малый мир, то в нем драгоценно все, каждое движение нагого тела, каждый завиток виноград­ного листа, каждая жемчужина в уборе женщины. Для глаза флорентийского художника не было ничего малого и незна­чительного в зрелище жизни. Все состав­ляло для него предмет познания.

Наше представление о художнике зачастую складывается лишь на основе его законченных и общедоступных полотен. За пределами внимания остаются десятки и сотни этюдов, набросков, эскизов, рисун­ков. А ведь этот материал — частичка души художника, какой-то момент его жиз­ни, творческой биографии. Даже любой не­законченный и невразумительный на пер­вый взгляд рисунок может подсказать что-то новое, - неожиданное. Тем более когда речь идет о фигуре такого масштаба, как Карл Брюллов.
Одним из первых он начал разрушать привычные каноны классициз­ма. Изменил бытовавшее в его время пред­ставление о задачах исторической живопи­си. Своим искусством портретиста прокла­дывал пути реализму...
Значительную часть жизни Брюллов провел вне России, главным образом в Италии. До сих пор обнаружена лишь небольшая часть его творческого насле­дия, оставшегося за рубежом. Неудиви­тельно, что целым событием стала переда­ча Третьяковской галерее трех неизвестных акварельных рисунков Брюллова, подаренных вдовой итальянского художни­ка, выходца из России, Георгия Шилтяна. Можно Напомнить, что рисунок работы Брюллова мечтал иметь сам Пушкин, но так и не сподобился.

Словно языки пламени бросают отсвет на неж­ный лик Богоматери, подчеркивая тени вокруг ее прекрасных и печальных глаз. Красный цвет в христианской символи­ке и означает Божествен­ный огонь, которым пла­менеют серафимы; он на­поминает также о крови Христовой, пролитой за людей, и о грядущей судьбе младенца Иисуса.
Иконы Грузинской Богоматери особенно часто встречались в северных землях Руси. В сказании об иконе говорится, что чудотворный образ попал в Россию в XVII веке, по­сле завоевании Грузии персидским шахом Аббасом. В числе других свя­тынь персы захватили и эту икону Богоматери, которую продали торго­вавшему в Персии ярос­лавскому купцу Стефану. По возвращении Стефана на Русь святыню с бо­гатыми пожалованиями передали в далекую се­верную обитель — Чер­ногорский монастырь Архангельской епархии. Здесь она почти сразу прославилась чудотворениями, исцеляя слепых, глухих и бесноватых. А когда в 1654 году в Мо­скве началась страшная «моровая язва» — чума, образ принесли в столи­цу. Патриарх Никон установил праздновать иконе ежегодно 22 авгу­ста, а самое богатое мо­сковское купеческое се­мейство Никитниковых заказало с нее копию для своей церкви Троицы в Никитниках, получив­шей второе название — церкви Грузинской Божией Матери.

Народ примечает: Лето бежит вприпрыжку, зима бредет, понурив голову. Зимний денек — с воробьиный скок. Галки тепла накричали.
Снегирь под окном бренчит — к оттепели. Сорока под стреху лезет — к вьюге. Заяц выбирает лежку
выше обыкновенного—к непогоде. Копыта у коней потеют — к теплу.
Петух на одной ноге стоит — будет холодно. Кошка в печурку — стужа во двор. Ясная заря — к морозу. Если ночью был иней — днем снег не выпадет. Высыпки звезд блестят — к стуже. Дым столбом — к морозу. Дым без ветра коромыслом — на снег и метель. Пушистые иней — к хорошей погоде. Зима буйная — и хлеб буйный. Большой снег — к урожаю: снег глубок — и хлеб хороги!