
Впервые показал переживания ребенка, ощутившего взросление, Л. Толстой в повести «Детство». Старший брат Володя, приехавший домой на каникулы, с насмешкой отвергает предложения младших братьев и сестер принять участие в прежде любимых играх. Его скептические замечания разрушают «очарование игры», к великой печали его младшего брата Николеньки:
«Я сам знаю, что из палки не только что убить птицу, да и выстрелить никак нельзя. Это игра. Коли так рассуждать, то и на стульях ездить нельзя; а Володя, я думаю, сам помнит, как в долгие зимние вечера мы накрывали кресло платками, делали из него коляску, один садился кучером, другой лакеем, девочки в середину, три стула были тройка лошадей, и мы отправлялись в дорогу. И какие разные приключения случались в этой дороге! И как весело и скоро проходили зимние вечера!.. Если судить по-настоящему, то игры никакой не будет. А игры не будет, что же тогда остается?..».
Если ребенок и не уезжает в новую жизнь, прощание с детскими игрушками не лишается драматизма. Писатели рисуют чрезвычайные обстоятельства, в которых дети расстаются с любимыми игрушками. При этом детские души испытывают сильное нравственное потрясение -знак того, что детство остается позади. Писательница Т. Луговская вспоминает событие из своего дореволюционного детства, после которого она навсегда рассталась с игрушками. Больше всего девочка любила играть с Робинзоном — одетой в меховую шкуру куклой. Он был столь затаскан, что взрослые решили подарить девочке нового, точно такого же Робинзона. Но ожидаемой радости не было:
«Я положила обоих Робинзонов — старого и нового — рядом и начала изучать их. Ужасен был вид старой куклы. Плешив, облезен, грязен и жалок. Новый был чист, красив и высокомерен».
Но старый Робинзон был участником ее детских игр, его пеленали, купали, превращали в зверька, и все это он сносил терпеливо. Вот почему с раздражением и неприязнью приняла девочка новую игрушку:
«Нетерпимость и жестокость овладели мной. Спокойно, обстоятельно, с полным сознанием того, что я делаю, я взяла за байковую ногу нового Робинзона, примерилась, прицелилась... и ударила со всего размаха игрушку об угол кованого железом сундука, стоящего в детской... Без слез я бросила остатки подарка в угол. Осколки в мешочке жалобно звякнули. Старого Робинзона я поцеловала, посадила в кресло и ушла из детской не оглядываясь»
Прощание оказалось жестоким. В отличие от мемуаров детская литература избегает подобных жестокостей и рисует обычно расставание с детством в элегических тонах, с легкой печалью. И хотя случай, положенный в основу сюжета рассказа Д. Мамина-Сибиряка «История одного пильщика» (1913), тоже из «жестоких», повествование имеет совершенно иную тональность. Мальчик, герой рассказа, был особенно привязан к пильщику, игрушке, сделанной дворовым кучером из грубого куска дерева. Пильщик держал пилу и раскачивался, когда игрушку ставили на край стола. Мерные движения производили на мальчика сильное впечатление. Игрушка жила в детских руках недолго - пильщик быстро ломался, и кучеру приходилось мастерить нового. Но однажды любимая игра прервалась раз и навсегда: один из мальчишек безжалостно разломал игрушечного пильщика. Мальчик с кулаками бросился защищать свое сокровище, но обидчик лишь посмеялся над ним:
«У меня тоже были игрушки, а теперь я совсем большой! В игрушки играют только дети». Вместе с пильщиком ушла целая жизнь, и мальчик почувствовал, как наступила «гнетущая пустота, которую оставляет после себя потеря любимого человека».
Писатель с грустью пишет о том, что нету нас обычая прощания с детскими игрушками, существовавшего некогда у древних римлян (там невеста приносила свои игрушки в жертву богам).
Потерянный в реальной жизни, этот поэтический обряд прощания с игрушкой живет в литературе. В знаменитой сказке английского писателя А. Милна «Винни Пух и все-все-все» мальчик, уходящий в школу, прощается с плюшевым медвежонком. Он торжественно посвящает его в рыцари и называет «сэр Винни Пух де Медведь, вернейший из моих рыцарей». Повзрослевший Кристофер Робин просит своего «вернейшего из рыцарей» не забывать его. Так трогательно и нежно прощается литература с детством, символом которого стала игрушка.
Игрушка в детской литературе — это удивительный мир, прощание с которым, увы, неизбежно. Ностальгия по утраченному детству -традиционный мотив «взрослой» литературы XX века. Возвращение к прошлому изображается по-разному: взрослые то начинают играть в солдатики, то с увлечением мастерят игрушки, то вместе с детьми пускают кораблики. Нередко символом безоблачного детства выступает магазин игрушек. Там царят справедливость и любовь, которых так не хватает в окружающей жизни. В рассказе Д. Мамина-Сибиряка «Кукольный магазин» (1912) описан «счастливый мирок», созданный старым кукольным мастером и его внучкой на углу Гороховой улицы в Петербурге. Добрые люди открыли магазин и мастерскую игрушек, там «лечат» не только поломанные игрушки, но и поломанные детские души, даря несчастным детям надежду на лучшую долю. Даже смерть, угрожавшая старому мастеру, не решается переступить порог «детского рая». Магазин игрушек оказывается единственным островком счастья в холодном и неустроенном мире. Не о том ли пишет В. Ходасевич в стихотворении «Рай» (1913):
Вот, открыл я магазин игрушек:
Ленты, куклы, маски, мишура...
Я заморских плюшевых зверушек
Завожу в витрине с раннего утра.
И сутра толпятся у окошка
Старички, старушки, детвора...
Весело — и грустно мне немножко:
День за днем, сегодня — как вчера.
Заяц лапкой бьет по барабану,
Бойко пляшут мыши впятером.
Этот мир любить не перестану,
Хорошо мне в сумраке земном!
Хлопья снега вьются за витриной
В жгучем свете желтых фонарей...
Зимний вечер, длинный, длинный, длинный!
Милый отблеск вечности моей!
Ночь настанет — магазин закрою,
Сосчитаю деньги (я ведь не спешу!)
И, накрыв игрушки легкой кисеею,
Все огни спокойно погашу.
Долгий день припомнив, спать улягусь мирно,
В колпаке заветном, — ав последнем сне
Сквозь узорный полог, в высоте сапфирной
Ангел златокрылый пусть приснится мне.
Ленты, куклы, маски, мишура...
Я заморских плюшевых зверушек
Завожу в витрине с раннего утра.
И сутра толпятся у окошка
Старички, старушки, детвора...
Весело — и грустно мне немножко:
День за днем, сегодня — как вчера.
Заяц лапкой бьет по барабану,
Бойко пляшут мыши впятером.
Этот мир любить не перестану,
Хорошо мне в сумраке земном!
Хлопья снега вьются за витриной
В жгучем свете желтых фонарей...
Зимний вечер, длинный, длинный, длинный!
Милый отблеск вечности моей!
Ночь настанет — магазин закрою,
Сосчитаю деньги (я ведь не спешу!)
И, накрыв игрушки легкой кисеею,
Все огни спокойно погашу.
Долгий день припомнив, спать улягусь мирно,
В колпаке заветном, — ав последнем сне
Сквозь узорный полог, в высоте сапфирной
Ангел златокрылый пусть приснится мне.
-------------------
Марина Костюхина "Игрушка в детской литературе"
После этой статьи часто читают:
Просмотрено: 2555 раз