Игра в дочки-матери протекает либо в самодельном, либо в специально сделанном игрушечном домике. Традиция таких домиков очень давняя, и мастера XVIII-XIX веков достигли в их создании совершенства. Впрочем, иногда эти домики делались заботливыми родителями. Игрушечный дом представлял собой уменьшенную, но очень точную модель человеческого жилья. Многокомнатный и многоэтажный, он совмещал жилые помещения и хозяйственные. Те и другие были хорошо обставлены. В детской литературе описание кукольных домиков не лишено сентиментального любования: все здесь сотворено с любовью и заботой. Домик маленькой Мари Штальбаум был устроен на полке книжного шкафа с застекленными дверцами:
В кукольном домике девочки нет предметов, нужных для кухни, -романтическая героиня начала 19 века не будет варить, прибирать, готовить. Ей суждено противостоять силам зла (это противные мыши) и испытать романтическую любовь.
По-новому предстал тот же «набор» героев — кукольный дом, мыши и девочка — в детской литературе начала XX века. Прелестный игрушечный домик в стихотворной сказке П. Соловьева «Куклин дом» (1916) — это ладно устроенное домашнее хозяйство. Однако его владелица — неряха, и домик приходит в запустение. Спасительницами домашнего уюта становятся мыши. В отличие от девочки и ее кукол, они не жалеют сил, чтобы сделать домик счастливым.
«Счастливый домик» — именно так называется цикл стихотворений В. Ходасевича (1913). Среди его героев — тоже мыши. Поэт обращается к ним как к верным друзьям:
Таким образом, мыши, которые в романтической сказке начала XIX века воплощают разрушительные силы зла, в литературе начала XX века предстают хранителями домашнего очага, подобно древнеримским ларам. Они не противостоят «кукольному народу», а являются необходимым атрибутом семейного уюта. Оказалась даже возможной дружба между заклятыми врагами — Щелкунчиком и мышами (С. Городецкий. «Щелкун», 1914).
На более «приземленном» уровне в детской литературе конца XIX века появляются подробные описания кукольных домиков, где упор делается на бытовой обстановке: она должна свидетельствовать о буржуазном комфорте. Этажерочки с кружевными салфеточками, резной комод, полочки с фарфоровыми безделушками - непременные спутники «мещанского счастья»:
Подобные игрушки существовали в реальности. В игрушечном магазине Гостиного двора в Петербурге был выставлен для всеобщего обозрения роскошный кукольный дом. Дети могли зайти в него и поиграть. Это игрушечное чудо писательница С. Макарова подробно описала в рассказе «Вот так домик» (1883). И все же в рассказе речь идет не о нем, а о том домике, который был выстроен дядюшкой на глазах у изумленных
детей из картонных коробок и обоев, — их собственном домике, куда с торжеством была внесена маленькая керосиновая лампа. Оказалось, что играть в таком самодельном домике ничуть не хуже, чем в гостинодворском.
Прекрасный кукольный домик сделали любящие родители (мать писательницы была талантливым литератором) для своей дочери в автобиографической повести В. Желиховской «Как я была маленькой». «Папа с мамой целую неделю его оклеивали и убирали гостиную, спальню и кухню». Замечательно то, что у домика была «высокая, как следует, крыша с трубой, а в комнатах сидели и стояли всякие куклы».
Даже в тех случаях, когда состоятельные родители могли купить настоящий кукольный домик, дети предпочитали сами строить такие домики буквально из ничего. Подобные «домики» описываются с юмором, что не мешает писателям восхищаться детской изобретательностью.
Две сестренки начинают утро с игры в дочки-матери (Е. Диц. «Из жизни Леночки», 1912). Тут же в постели они сооружают домик — для этого достаточно натянутой над головой простыни. Старшая из девочек додумывает остальное:
«Подушка моя будет стол, а твоя — давай ее сюда — будет диван. Стульев не надо. Мы будем думать, что они тоже стоят... Теперь давай еще твою маленькую подушечку. Она будет... что же она будет? — Ах, знаю. Свернем ее, и она будет наш мальчик».
«Мальчик» успешно посещает «школу» и живет в импровизированном домике. Но обрушившийся потолок комично прерывает игру в дочки-матери.
Советская детская литература не очень дорожила идеей семейного уюта. Из детского быта уходит специальный игрушечный домик; дети «отвоевывают» у взрослых уголок, кусочек пространства в углу, под столом, лавкой, на
подоконнике — для импровизированного домика, где создается уют,
повторяющий и слегка идеализирующий действительность. Вот подобие настоящего кукольного домика, построенного городской девочкой Машей на подоконнике:
Зато кукольный домик, сооруженный деревенской девочкой, подчеркнуто прост и повторяет незамысловатый крестьянский быт. Но его простота не отменяет главного: кукла должна в нем жить, а это значит есть и спать:
В детской литературе игра в дочки-матери, сооружение дома для куклы описываются как исключительно девичья забава, и в этом детские писатели грешат против истины: в реальной жизни мальчики тоже с удовольствием играют в куклы. Лишь в редких случаях рисуется «мужской» вариант игры в дочки-матери. Любимая игра сына кухарки — возиться с маленькой деревянной куклой Пимперле. Ему доставляет удовольствие уход за «ребенком». У взрослых такая игра вызывает злые насмешки: мальчику нужны каска, сабля и барабан. Но мальчик сохраняет привязанность к любимой игре (И. Феоктистов. «Моя мама», 1892).
О том же свидетельствуют литературные мемуары Е. Шварца, детство которого пришлось на начало XX века:
Мальчика привлекают не только куклы, но и сам кукольный дом: он воспринимается как разумно устроенная модель бытия. Быт кукольной семьи вписывается в хорошо налаженный ход жизни и подчиняется социальным порядкам. Вот почему игра в кукольный домик была любимой забавой маленького Александра Бенуа. Над этой игрушкой отец будущего художника втайне трудился несколько недель и вручил сыну в день рождения.
Так игра в кукольном домике далеко выходит за рамки игры в дочки-матери. За нею стоит вхождение в человеческую культуру. И здесь функции игры в жизни и в детской литературе совпадают. Другое дело — литература взрослая: кукольный — значит ненастоящий, лишенный жизни, и в пьесе норвежского драматурга Г. Ибсена «Кукольный дом» с таким домом связано постылое, хотя внешне вполне благополучное существование.
У кукольного дома есть и еще одно значение. Ведь это и дом для куклы, и дом для самого ребенка, где он укрывается от внимания взрослых и их вмешательства в свою жизнь. Значение детского игрального домика как психологического убежища литература открыла лишь в XX веке. Отграниченное пространство, в котором ребенок волен «водить» куклу и разыгрывать воображаемые роли, иносказательно говорит об особых правах ребенка на свой внутренний мир (старая детская литература ему в этом часто отказывала). Маленькие девочки строят в саду домик для игры в дочки-матери. Взрослые помогают им: достают материал, вставляют рамы, делают двери. Они же снабжают домик всем необходимым.
Главное достоинство построенного дома — крючок, на который дети закроют дверь своего убежища: ведь когда начнется игра, вход взрослым туда будет закрыт.
Тайных домов детская литература XX века описала немало: шалаши, чердаки, землянки. Дом для куклы — форма потаенного укрытия, которое также может быть предназначено и для хозяев куклы. Писатели и поэты стоят на защите такого дома, тем самым признавая права ребенка на самостоятельную жизнь. «Каждый должен иметь свой дом — свой собственный, тайный, маленький дом!» — заявляет современная поэтесса и погружается в детские воспоминания:
Самодельный домик может служить убежищем не только для ребенка, но и для его родителей — такое открытие сделала детская литература начала XXI века. Напряженность современной жизни, о которой детские писатели пишут то с юмором, то с грустной иронией, делает семейное счастье хрупким и неустойчивым. Вот почему так дорожит ребенок минутами уединения с родителями. Чтобы это случилось, нужны порой из ряда вон выходящие события, например, чтобы погас свет:
Но, к огорчению ребенка, вспыхивает свет — и окружающая жизнь вновь вторгается в семейный мир.
Так детская игра связывается с особым пространством — игрушечным домиком, семантика которого далеко выходит за пределы игры и соотносится с представлениями о свободе человеческой личности и ее незащищенности в мире.
В таком домике, сделанном из накинутого одеяла, укрывается ребенок вместе со своими родителями от неустроенности окружающего мира (0. Кургузов. «Наш кот — инопланетянин». М.: Эгмонт, 2003, худ. Д. Герасимова).
Такой кукольный домик сделала деревенская девочка в крестьянской избе (Л. Воронкова. «Солнечный денек», М.; Л.: Детгиз, 1948, худ Н. Кнорринг).
Чаепитие в кукольном домике (М.;Л.: Изд. дет. лит., 1937), худ. Е. Сафонова.
-------------------
Марина Костюхина "Игрушка в детской литературе"
«Не знаю, милые мои читательницы, есть ли у ваших кукол маленький диван с цветочками, несколько прелестных стульев, хорошенький чайный столик, а главное — очень чистая, блестящая кроватка. Все это стояло в углу шкафа, стены которого в этом месте были оклеены пестрыми картинками».
В кукольном домике девочки нет предметов, нужных для кухни, -романтическая героиня начала 19 века не будет варить, прибирать, готовить. Ей суждено противостоять силам зла (это противные мыши) и испытать романтическую любовь.
По-новому предстал тот же «набор» героев — кукольный дом, мыши и девочка — в детской литературе начала XX века. Прелестный игрушечный домик в стихотворной сказке П. Соловьева «Куклин дом» (1916) — это ладно устроенное домашнее хозяйство. Однако его владелица — неряха, и домик приходит в запустение. Спасительницами домашнего уюта становятся мыши. В отличие от девочки и ее кукол, они не жалеют сил, чтобы сделать домик счастливым.
«Счастливый домик» — именно так называется цикл стихотворений В. Ходасевича (1913). Среди его героев — тоже мыши. Поэт обращается к ним как к верным друзьям:
Друг и покровитель, честный собеседник, Стереги мой домик до рассвета дня...
Таким образом, мыши, которые в романтической сказке начала XIX века воплощают разрушительные силы зла, в литературе начала XX века предстают хранителями домашнего очага, подобно древнеримским ларам. Они не противостоят «кукольному народу», а являются необходимым атрибутом семейного уюта. Оказалась даже возможной дружба между заклятыми врагами — Щелкунчиком и мышами (С. Городецкий. «Щелкун», 1914).
На более «приземленном» уровне в детской литературе конца XIX века появляются подробные описания кукольных домиков, где упор делается на бытовой обстановке: она должна свидетельствовать о буржуазном комфорте. Этажерочки с кружевными салфеточками, резной комод, полочки с фарфоровыми безделушками - непременные спутники «мещанского счастья»:
«Квартира у куклы состояла из двух комнат и кухни. В гостиной стояла парадная голубая мебель, висели зеркала, лежали пестрые коврики, и было даже маленькое, но удивительно искусно сделанное фортепьяно, которое можно было заводить особым ключиком, и оно играло разные песенки. Кухня была битком набита всевозможной посудой — и медной, и стеклянной, и фарфоровой, — а посередине стояла великолепная плита, в которой можно было разводить огонь и варить на нем настоящие кушанья. Всего же интереснее была куклина спальня. Тут стояла и ее роскошная кровать, и полный бельем комод, и шкап со множеством самых модных и красивых платьев, и прелестный маленький умывальник с крошечной педалью, из которой била фонтанчиком настоящая вода».
Подобные игрушки существовали в реальности. В игрушечном магазине Гостиного двора в Петербурге был выставлен для всеобщего обозрения роскошный кукольный дом. Дети могли зайти в него и поиграть. Это игрушечное чудо писательница С. Макарова подробно описала в рассказе «Вот так домик» (1883). И все же в рассказе речь идет не о нем, а о том домике, который был выстроен дядюшкой на глазах у изумленных
детей из картонных коробок и обоев, — их собственном домике, куда с торжеством была внесена маленькая керосиновая лампа. Оказалось, что играть в таком самодельном домике ничуть не хуже, чем в гостинодворском.
Прекрасный кукольный домик сделали любящие родители (мать писательницы была талантливым литератором) для своей дочери в автобиографической повести В. Желиховской «Как я была маленькой». «Папа с мамой целую неделю его оклеивали и убирали гостиную, спальню и кухню». Замечательно то, что у домика была «высокая, как следует, крыша с трубой, а в комнатах сидели и стояли всякие куклы».
Даже в тех случаях, когда состоятельные родители могли купить настоящий кукольный домик, дети предпочитали сами строить такие домики буквально из ничего. Подобные «домики» описываются с юмором, что не мешает писателям восхищаться детской изобретательностью.
Две сестренки начинают утро с игры в дочки-матери (Е. Диц. «Из жизни Леночки», 1912). Тут же в постели они сооружают домик — для этого достаточно натянутой над головой простыни. Старшая из девочек додумывает остальное:
«Подушка моя будет стол, а твоя — давай ее сюда — будет диван. Стульев не надо. Мы будем думать, что они тоже стоят... Теперь давай еще твою маленькую подушечку. Она будет... что же она будет? — Ах, знаю. Свернем ее, и она будет наш мальчик».
«Мальчик» успешно посещает «школу» и живет в импровизированном домике. Но обрушившийся потолок комично прерывает игру в дочки-матери.
Советская детская литература не очень дорожила идеей семейного уюта. Из детского быта уходит специальный игрушечный домик; дети «отвоевывают» у взрослых уголок, кусочек пространства в углу, под столом, лавкой, на
подоконнике — для импровизированного домика, где создается уют,
повторяющий и слегка идеализирующий действительность. Вот подобие настоящего кукольного домика, построенного городской девочкой Машей на подоконнике:
«Там у нее целая квартира была — две комнаты и кухня. Первая комната была спальня. Там стояли кровать, шкаф и ночной столик. А вторая комната была столовая. В ней стол обеденный стоял, буфет и два стула. А в кухне была плита, кастрюльки и сковородки» (А. Введенский. «О девочке Маше, собаке Петушке и кошке Ниточке», 1937).
Зато кукольный домик, сооруженный деревенской девочкой, подчеркнуто прост и повторяет незамысловатый крестьянский быт. Но его простота не отменяет главного: кукла должна в нем жить, а это значит есть и спать:
«Танины куклы жили на полу под лавкой. Их горница с одной стороны была отгорожена бабушкиным сундучком, а с другой — полосатой занавеской. В горнице стоял деревянный чурбачок, на нем лежала перина и было постелено пестрое одеяло. Это была кровать. Другой чурбачок, покрытый белой скатертью, служил обеденным столом. А в жестяной коробке, которая была сундуком, хранились куклины платья» (Л. Воронкова. «Солнечный денек», 1949).
В детской литературе игра в дочки-матери, сооружение дома для куклы описываются как исключительно девичья забава, и в этом детские писатели грешат против истины: в реальной жизни мальчики тоже с удовольствием играют в куклы. Лишь в редких случаях рисуется «мужской» вариант игры в дочки-матери. Любимая игра сына кухарки — возиться с маленькой деревянной куклой Пимперле. Ему доставляет удовольствие уход за «ребенком». У взрослых такая игра вызывает злые насмешки: мальчику нужны каска, сабля и барабан. Но мальчик сохраняет привязанность к любимой игре (И. Феоктистов. «Моя мама», 1892).
О том же свидетельствуют литературные мемуары Е. Шварца, детство которого пришлось на начало XX века:
«У девочек в комнате стояла этажерка, каждый этаж которой был превращен в комнату — там жили куклы. Я обожал играть в куклы, но всячески скрывал эту постыдную для мальчика страсть. И вот я вертелся вокруг этажерки и ждал нетерпеливо, когда девочек позовут завтракать или обедать. И когда желанный миг наступал, то бросался к этажерке и принимался играть наскоро, вздрагивая и вглядываясь при каждом шорохе».
Мальчика привлекают не только куклы, но и сам кукольный дом: он воспринимается как разумно устроенная модель бытия. Быт кукольной семьи вписывается в хорошо налаженный ход жизни и подчиняется социальным порядкам. Вот почему игра в кукольный домик была любимой забавой маленького Александра Бенуа. Над этой игрушкой отец будущего художника втайне трудился несколько недель и вручил сыну в день рождения.
«Этот домик был бумажный, картонный, комнаты были не выше пяти вершков, да и комнат было всего три, из которых одна, большая, служила залом, другая — и столовой, и спальней, а третья — кухней, но зато все это изумительно воспроизводило настоящую и притом довольно "шикарную" квартиру. В зале, оклеенной белыми обоями, «топился» (холодным пламенем из красной фольги) камин, под ним перед зеркалом стояли канделябры и часы,у окна (со слюдой вместо стекла) были повешены кружевные занавески, в углу стоял рояль с поднимавшейся крышкой, стены были украшены картинами в рельефных рамочках. В оклеенной красными обоями столовой, кроме обеденного стола и стульев, стоял еще "удобный" диванчик, кресло-качалка и большой буфете настоящей фарфоровой и стеклянной микроскопической посудой, а смежная со столовой кухня была полна кастрюль, тазов, сковородок, на стене же висел колокольчик, который заливался тоненькой дробью, если отворяли входную дверь. В петербургских домах только тогда стали вводить общественное водоснабжение, но уже в моем домике был водопровод, по крайней мере, на это указывали кран и раковина».
Так игра в кукольном домике далеко выходит за рамки игры в дочки-матери. За нею стоит вхождение в человеческую культуру. И здесь функции игры в жизни и в детской литературе совпадают. Другое дело — литература взрослая: кукольный — значит ненастоящий, лишенный жизни, и в пьесе норвежского драматурга Г. Ибсена «Кукольный дом» с таким домом связано постылое, хотя внешне вполне благополучное существование.
У кукольного дома есть и еще одно значение. Ведь это и дом для куклы, и дом для самого ребенка, где он укрывается от внимания взрослых и их вмешательства в свою жизнь. Значение детского игрального домика как психологического убежища литература открыла лишь в XX веке. Отграниченное пространство, в котором ребенок волен «водить» куклу и разыгрывать воображаемые роли, иносказательно говорит об особых правах ребенка на свой внутренний мир (старая детская литература ему в этом часто отказывала). Маленькие девочки строят в саду домик для игры в дочки-матери. Взрослые помогают им: достают материал, вставляют рамы, делают двери. Они же снабжают домик всем необходимым.
- Наш дом! Наш дом!
С окном!
С крыльцом!
Наш дом! Наш дом!
С потолком!
С крючком!
Саша Черный. Домик в саду. 1920-е годы
С окном!
С крыльцом!
Наш дом! Наш дом!
С потолком!
С крючком!
Саша Черный. Домик в саду. 1920-е годы
Главное достоинство построенного дома — крючок, на который дети закроют дверь своего убежища: ведь когда начнется игра, вход взрослым туда будет закрыт.
Тайных домов детская литература XX века описала немало: шалаши, чердаки, землянки. Дом для куклы — форма потаенного укрытия, которое также может быть предназначено и для хозяев куклы. Писатели и поэты стоят на защите такого дома, тем самым признавая права ребенка на самостоятельную жизнь. «Каждый должен иметь свой дом — свой собственный, тайный, маленький дом!» — заявляет современная поэтесса и погружается в детские воспоминания:
Когда-то давно
У меня был дом —
Собственный дом
Под большим столом,
Под круглым, дубовым, большим столом.
Белая скатерть лежала на нем,
И получался прекрасный дом —
С большими стенами,
С потолком!
Я там любила
Книжки читать,
Или играть,
Или просто мечтать...
Главное —
Там я была одна,
И не видна,
И не слышна.
Т. Макарова. Тайный маленький дом. 1980
У меня был дом —
Собственный дом
Под большим столом,
Под круглым, дубовым, большим столом.
Белая скатерть лежала на нем,
И получался прекрасный дом —
С большими стенами,
С потолком!
Я там любила
Книжки читать,
Или играть,
Или просто мечтать...
Главное —
Там я была одна,
И не видна,
И не слышна.
Т. Макарова. Тайный маленький дом. 1980
Самодельный домик может служить убежищем не только для ребенка, но и для его родителей — такое открытие сделала детская литература начала XXI века. Напряженность современной жизни, о которой детские писатели пишут то с юмором, то с грустной иронией, делает семейное счастье хрупким и неустойчивым. Вот почему так дорожит ребенок минутами уединения с родителями. Чтобы это случилось, нужны порой из ряда вон выходящие события, например, чтобы погас свет:
«Мы вместе садимся на диван, накрываемся одеялом. Мама и папа по очереди рассказывают в темноте сказки. И мне совсем не страшно, а даже наоборот -уютно и тепло» (О. Кургузов. «Во всем виноват Фарадей», 2003).
Но, к огорчению ребенка, вспыхивает свет — и окружающая жизнь вновь вторгается в семейный мир.
Так детская игра связывается с особым пространством — игрушечным домиком, семантика которого далеко выходит за пределы игры и соотносится с представлениями о свободе человеческой личности и ее незащищенности в мире.
В таком домике, сделанном из накинутого одеяла, укрывается ребенок вместе со своими родителями от неустроенности окружающего мира (0. Кургузов. «Наш кот — инопланетянин». М.: Эгмонт, 2003, худ. Д. Герасимова).
Такой кукольный домик сделала деревенская девочка в крестьянской избе (Л. Воронкова. «Солнечный денек», М.; Л.: Детгиз, 1948, худ Н. Кнорринг).
Чаепитие в кукольном домике (М.;Л.: Изд. дет. лит., 1937), худ. Е. Сафонова.
-------------------
Марина Костюхина "Игрушка в детской литературе"
После этой статьи часто читают:
Просмотрено: 3143 раз