«Дорогая моя! Хочешь ты что-ни­будь изменить в своей жизни?» — иногда мы задаём себе этот вопрос и непременно слышала в ответ: «Да!!! Хочу!» Ну, а что дальше? Что с этим «хочу» ты сделала? Заменила ли это ХОЧУ на МОГУ, а могу на СДЕ­ЛАЮ? И ты сделала? Подозреваю, что нет. Потому и сейчас речь пойдет прежде все­го о том, чтобы каждый день нашлось время для приятного и полезного — ДЛЯ ТЕБЯ. Все мое приятное и полезное — это дети, будешь ты упрямо твер­дить. Но, во-первых, мне кажется, что такая позиция — это бегство от твоих наиболее личных, даже интимных проблем. Во-вторых, если даже это и правда, то правда половинчатая. Может быть, нео­сознанная, но ложь. Обман себя. Ну так что с этим бегством от собственных проблем? Проблем, которые разрастаются, как кактус в пустыне, во все более увеличи­вающейся пустыне между тобой и твоим мужем...

Так где же «зарыта собака» этой нашей маленькой драмы — одино­чества среди близких? На этот во­прос дают разные ответы, в том числе и такой: «... я им просто не нужна как человек». Вот почему я настойчиво призываю тебя, доро­гая, чтобы ты из домашнего робота превратилась в человека. Но что же это такое в конце-то концов — "нужный дому человек"? Это — домашняя исповедальня. Кто-то такой, кто выслушает и не пре­даст. Тот, кому ты. доверяешь. На кого можно положиться. Доверие же рас­полагается поблизости от авторитета, авторитет — близ уважения. И все это — как вместе, так и порознь — нужно заработать.«Еще и это! — вздохнешь ты, быть может.— Интересно, и что же должна я делать на сей раз?» А ничего! Ничего, только уметь слу­шать. Может, ты еще по собственному детству помнишь то огорчение, кото­рое доставило тебе впервые услы­шанное: «Отстань от меня! Не морочь голову! Не говори чепухи! Хватит с меня этих бредней!

Валентин Саввич Пикуль.
Писатель, чьи книги читают и почитают миллионы.
Писатель начал сотрудничать в «Авроре» еще в семидесятых го­дах, сразу по ее открытии, и был там до конца своих дней, ра­ботая над циклом миниатюр. Журнал во многом обязан ему выхо­дом к широчайшей и отзывчивой читательской аудитории. Обязан и благодарен.
Его первой и вечной любовью была Россия, а главной темой и ратным литературным полем — российская история.
Он бился на этом поле с теми, кто видел в народе лишь толпу, покорную вельможным интриганам и якобы неспособную к самосто­ятельному государственному творчеству.
Он выступал против тех, для кого великий народ и его великая земля была и остается средством для удовлетворения мелких и дур­ных собственнических интересов.
Он вытеснял своим талантом тех, кому недорога или непонятна душа русского народа, открытая всем другим нациям, отзывчивая на чужое горе, но и гневная, сокрушительно настроенная к очерни­телям этой души.

«Это был чудесный миг полного освобождения», - пишет Данте, вспоминая, как душа его, покинув бренную оболочку, устремилась на Небо, «Как если бы птице после злосчастных решеток тесной клетки предоставили долгожданную свободу»
Невозможно и представить себе: вы открывае­те случайно попавший в руки номер «толсто­го» журнала и обнаружи­ваете там никому не изве­стную поэму Пушкина. Невероятно! Действительно: откуда бы взяться такой ро­скоши? За полтора века вдоль и поперек изучено все, что имеет даже кос­венное отношение к Алек­сандру Сергеевичу, черно­вики, фрагменты, обрывоч­ные записи — и те опубли­кованы. На подделку тоже вряд ли кто решится.
Но еще принц Гамлет го­варивал: «Есть многое на свете, друг Горацио»...
Случается порой такое, перед чем пасует даже са­мая необузданная фанта­зия. Итальянский ежеме­сячник «Аврора», издаю­щийся Центром метапсихических исследований, вдруг начинает печатать ни больше ни меньше, как... неиз­вестную поэму Данте «С Земли на Небо». Одинна­дцать песен, написанных знакомыми любому ита­льянскому школьнику тер­цинами,— каково?!

Нет, наверное, человека, кото­рый бы не слышал хоть что-то о витаминах. Даже дети знают, что «вита» — это жизнь, и, следо­вательно, без витаминов нет жиз­ни. Что еще мы помним о витами­нах? Что, если их в организме нет, развиваются такие страшные бо­лезни, как цинга, бери-бери, пел­лагра и т. д. Конечно, времена этих смертельных недугов давно уже остались в прошлом, и мы знаем о них лишь из учебников, книг, описаний путешествий Ко­лумба и Васко да Гамы, да еще из лагерных воспоминаний Варлама Шаламова.
Не подумайте, однако, что про­блема витаминов сегодня решена и беспокоиться нам о них нечего. На смену смертельным и ужасаю­щим авитаминозам пришли «ти­хие», не смертельные, но ковар­ные гиповитаминозы.

Британская авиакомпания предупреждает пассажиров, выле­тающих за рубеж: «Будьте осторож­ны — жестикуляция может поста­вить вас в двусмысленное положе­ние». Когда не знаешь языка, а надо непременно объясниться с чуже­странцем, невольно прибегаешь к мимике, жестам, различным те­лодвижениям, считая, что они бу­дут понятны. Однако это далеко не так.
Вспомните, например, что свое несогласие мы выражаем покачива­нием головы вправо — влево. У нас это «нет». А болгары, гре­ки, турки этим же движением гово­рят: «Да». Если мы, рассердившись, хотим без слов кого-то отправить из комнаты вон, то вытягиваем вперед руку с открытой ладонью (как бы отталкиваем человека от себя). В некоторых африканских странах этот жест означает: «Подойди по­ближе».

Если вам случится раскрыть испанский эпос «Песнь о Сиде», пожалуй, первое, что бросится в глаза,— это похвала знаменитому воину: «Мой Сид, бородою славный...» В других местах говорится, что Сид «не побоялся» отрастить длинную пышную бороду.
Чего было бояться?
А у нас, на Руси, о жестоко осрамившемся человеке говорили: «собственную бороду оплевал...» Почему?
Дело в том, что борода (которая, как известно, не растет у детей) считалась у взрослых мужчин важ­нейшим символом чести. Дернуть за бороду и тем более плюнуть в нее было ужасное оскорбление, за которое могли вызвать на поединок, если не убить на месте. Из средневековой истории известны случаи, когда сражение между армиями откладывалось до тех пор, пока воины с обеих сторон не подвяжут особым образом свои бороды, уберегая их от возмож­ного бесчестья. Посол, которому при исполнении его миссии подпалили бороду, мог не докладывать своему государю об объявлении войны — тот видел это и так. А ученые-историки пишут, что древние римляне заве­ли обычай наголо сбривать бороды именно ради того, чтобы устранить возможный источник конфликтов: нет бороды — и дернуть не за что!